тем сильнее страх и отвращение они вызывали.
— Автобус! — крикнул Евгений, указывая на «божественную колесницу», несущуюся вниз по дороге, сбивая все и всех на своей пути.
— Добежим? — спросил Дмитрий.
— Думаю, выбора нет, — сказал Торо, закончивший перезарядку.
Шульга заметил что-то краем глаза. Из стоящего неподалеку дома вышел огромный толстяк в криво сшитом кожаном плаще.
— Бежать надо сейчас и ни секундой позже, — предложил Дмитрий.
Молодые люди рванули с места сразу же, как толстяк сбросил с себя плащ, показав им где-то дюжину конечностей, напоминающих лапы паука, но сделанных из человеческой плоти. Тварь рванула с места, ловко перебирая своими отростками, преодолевая за секунду не меньше десятка метров.
Торо рефлекторно выпустил в него половину барабана, что помогло остановить чудовище.
Водитель автобуса заметил убегающую четверку и начал сбавлять скорость. Он умудрялся сбивать приближающихся монстров. Досталось и недобитому толстяку-пауку. От удара он развалился на части, как настоящее членистоногое.
Автобус совершил опасный маневр, чудом не отправив под колеса спасающуюся бегством четверку, и с диким визгом идеально остановился у посадочной платформы.
Первым до дверей автобуса добежал Дмитрий. Он запрыгнул в салон, схватил подбежавшую следом Диану и втащил ее внутрь. Евгений ухватился за поручень в момент, когда автобус начал движение. А Торо упал пластом в метре от спасения и подниматься почему-то не собирался.
Времени больше не оставалось. Водитель захлопнул двери прямо перед расквашенным носом Торо Шульги и рванул с места, оставляя того на волю судьбы.
В практически пустом салоне на них смотрело пятеро ошарашенных пассажиров. Они не выглядели людьми, которых буквально мгновение назад вырвали из лап смерти: обычная повседневная или рабочая одежда, макияж, собранные прически. Люди садились в автобус потому, что ехали по своим делам. Оплачивая проезд, они собирались проехать наедине со своими мыслями, выйти на нужной остановке, сделать то, что должны сделать за сегодняшний день, и вернуться домой с чистой совестью. Кровавый форсаж в их планы не входил.
— И давно это на улице? — спросил пожилой мужчина, стоящий у выхода. Видимо, он собирался выходить на этой или на какой-то из предыдущих остановок.
— Что именно? — уточнил Евгений.
— Ну… — задумался мужчина. — Беспредел.
— А когда вы садились, не замечали чего-то подобного? — спросил Дмитрий.
— Нет.
— А где вы садились?
— Да за две остановки до вас, — пожал плечами мужчина. — Кто они вообще? Наркоманы? Протестующие? Что им вообще надо?
— Выйдете — спросите, — предложил Евгений.
— Шутки у вас, молодой человек.
— Он на клоуна учился, — отрезала Диана и уселась у окна.
Евгений ответил саркастичным «Ха-ха» и приземлился на кресло у противоположного окна.
Девушка ощущала, как истощаются психические резервы. Ментальная яма, в которую ей вот-вот предстоит рухнуть, может закончиться брюхом какой-нибудь огромной кармической твари, жрущей всех подряд — и праведников, и грешников. Жгучие слезы, скопившиеся в уголках глаз, издевались, отказываясь литься. Нервы трещали по швам, психика незаметно для активного сознания создавала спасительные иллюзии. В них-то Диана и окунется с головой, если сгорят последние предохранители. С чем она встретится в итоге? С амнезией? С шизофренией? И чьи же тогда видения будут страшнее — сюрреалистичной реальности или сломанной биохимии мозга?
Будет с чем сравнить.
Дмитрий сел рядом, аккуратно приобняв Диану. Девушка никак не отреагировала. Она уставилась на проплывающий городской пейзаж пустым взглядом вдаль.
— Полный бред, — говорил Дмитрий, листая ленту новостей. — Говорят о красках прилетевшей кометы, о разноцветных облаках, и о новой мусорке на Болгарской, но нет даже заметки о творящихся зверствах!
Как вдруг он наткнулся на небольшую новостную заметку «Бойня на Олимпийской. Манифест нового мира».
«Мы вышли. Именно сегодня, именно сейчас. Мы идем по вашим улицам, врываемся в ваши дома. Мы забираем ваши тела, мы вершим ваши судьбы.
Не задавайтесь вопросами: «Почему? За что?» Не пытайтесь у нас спрашивать, кто дал нам право.
Мы вам не ответим. Мы не разговариваем с прошлым. Потому что прошлое мертво по определению.
У некоторых из вас еще остается шанс стать частью нас, но в основной массе вы — лишь материал для нас.
Будущее планеты за нами.
Мы не требуем покорности, нам не нужны союзники. Как когда-то вы покорили все виды и роды, так мы покоряем вас.
Эволюция продолжила свой марш. Мы — инструмент эволюции. Мы и есть эволюция.
Мы устроили внутривидовую революцию, и прилет кометы станет символом новой эпохи.
Не цепляйтесь за старый мир, потому что он является фундаментом для нового, а все вы — цемент.
Ваши законы чужды нам, ведь мы скоро напишем свои. Армия не справится с нами, потому что один из нас равен батальону. Ваши боги нам не помеха, потому что они давно забыли про вас.
Вы видите закат своей истории. Вы не успели и не успеете создать что-то стоящее.
Нечто прекрасное вырастет на ваших могилах».
Спустя пару остановок и несколько поворотов из мыслей и памяти пассажиров начали выпадать инфернальные картинки эфемерных событий. Не столь важно, видели ли они странных тварей и полнейший хаос на улицах. Куда важнее, видят ли они их сейчас.
Ведь многие проблемы можно решить одной лишь ладонью: стоит закрыть ею глаза, как мир теряет весь мстительный дуализм, и нет нужды совершать изнурительные выборы, искать адвокатов для сделок со своей совестью. Мир становится простым, если смотреть на него через трубу, причем без увеличительного стекла. Очертания должны быть размыты, периферия максимально обрезана. Нужно видеть что-то одно и считать это за абсолютную и неизменную истину. Тогда-то жизнь пройдет так, как ей нужно пройти.
Ничто не должно отвлекать систему от существования. Ничто не должно отвлекать систему от спирализации внутрь самой себя. Крайне важно, чтобы любые потрясения уходили назад в тень, в незаметные для вооруженного трубой глаза области реальности. Система хочет видеть стабильность, и ей не нужна цель, ей необходим вектор.
Крепко вшитые в социальную систему толстыми капроновыми нитями кредитов, комфорта, круглосуточных магазинов и ежесекундно доступной порнографии, люди сами захотели забыть уродливых, невиданных, но при этом пугающе гуманоидных существ, потрошащих прохожих. Главное — не смотреть назад. Всячески отбрасывать неприятные мысли о необходимом возвращении в вывернутые наизнанку квартиры. Туда, где окровавленные и пропахшие железом и фекалиями подъезды, где разобранный на запчасти труп соседа издевательски напоминает, что надо как-то реагировать на грязь и трансцендентное насилие, где вырванная немыслимой силой прямо с петлями стальная дверь перестала быть гарантом безопасности.
Трудно вернуться в клубок своих стабилизирующих чакры увлечений, когда хтонические твари из глубин отравленного фобиями подсознания выбираются на белый свет.
Коллективный, сугубо эмоциональный разум человеческого вида стоит на
