тут происходит?
Маленькое тельце вздрогнуло, черный паучок тут же спрыгнул на мой палец.
— Да тут этот… Этот поймал нашего брата! И требует!
— Что требует? — удивлённо вскинула я бровь, поняв, что речь идет про новообретенного помощника.
Ответил другой паук, снизив голос:
— Трудовой договор!
— И регистрацию, — обиженно проговорил третий.
— А ещё сказал, что понаехали, — снова первый. — А мы не ехали никуда! Мы тут живем, сам он понаехал!
Вот же… управленец! За столько короткий период довести Марель и обидеть моих паучков, это ведь надо уметь!
Я была полна праведного гнева, когда ворвалась в свой кабинет. А на пороге застыла, пребывая в основательном шоке.
Глава 8.2
Первое, что я отметила, это папки. Просто огромное количество, подписанные и сложенные стопочкой по датам и алфавиту. На полках, в шкафчике, на полу… Будто к нам переехал весь архив королевской библиотеки!
А один внушительный свиток был раскрыт на столе перед управляющим, и на нем господин Быстрик делал заметки.
— Кем вы работаете, уважаемый? — спросил мужчина у поджавшего под себя лапки паучка, ошарашенного происходящим.
— Ну… так, помогаю по дому, — пробормотал он.
— Значит, пишу разнорабочий.
Заскрипело перо.
Я кашлянула, привлекая к себе внимание. Господин Быстрик, не поднимая головы, проговорил:
— Я занят, как закончу, то позову вас, — и как ни в чем не бывало продолжил: — Ваше место рождения и постоянное место жительства?
И это стало последней каплей моего терпения, потому что… Жалко паучка. Я вообще за месяцы жизни в лавке полюбила всех ее жителей. Они все замечательные, с разным характером, но самые лучшие и заботливые. И обижать их я не позволю.
— Господин Быстрик, что вы вообще творите? Как связан внешний документооборот лавки и нечисть, проживающая в ней? К чему эти притеснения? — мой голос зазвенел в тишине помещения.
— Или сейчас вас притесняю я, или чуть позже — налоговая и трудовая инспекция. — ответил мне выделенный инкубом управляющий и негодующе потряс одной из папок. — Мисс, у вас в лавке больше сотни нелегальных рабочих! У них ненормированный график и отсутствуют документы! Да такого беспредела сейчас даже на стройках нет!
Только один нюанс управляющий не учел — мои рабочие по всем пунктам нелегальные, потому что нечисть вне закона. Ну, кроме немногих представителей, которые служат Ордену. И все заполненные им бумаги не пригодятся. Ну разве что для того, чтобы развести костер, на котором меня и сожгут, если широкая общественность узнает об обитателях лавки.
— Я понимаю, но прошу вас умерить пыл, — вздохнув, проговорила я. — Моя нечисть не привыкла к давлению. Они у меня нежные и ранимые, и я их не считаю рабочими. Они мои друзья.
Мистер Быстрик сощурился и вопросил:
— Давайте, добейте меня. Та прелестная леди, которая у вас сейчас за прилавком стоит, она тоже друг, поэтому и ее не оформили как работника⁈
Мужчина, бросив перо, картинно схватился за серце. Паучок, поняв, что про него забыли, спрыгнул со стола и понесся к братьям, которые свисали с потолка на паутине и следили за происходящим в кабинете.
— Лайна моя подруга, верно, но она официально трудоустроена, честно!
— Слава Единому, еще не все потеряно, — смерил меня внимательным взглядом работник Лаора. — А вот баронесса Блиняйн и ее супруг, продавая курсы исполнения желаний решили, что если друзья на них работают, то ни о доходе, ни о налогах думать не стоит. Они ж никому не расскажут! Вот теперь все за решеткой и молчат, поэтому не надо быть как баронесса Блиняйн.
Эту историю я слышала, но моей лавке очень далеко до продаж лавки исполнения желаний семьи Блиняйн. Да что там, на королевских рудниках столько золота не добывают, сколько его у них конфисковала налоговая только в одном особняке.
— Кто там у вас еще обитает? Зовите мышей! Всем сделаем документы, всех обустроим! — возвестил полный сил управляющий. — И где ваш менеджер?
Мне захотелось взвыть. А еще вернуть подарок Лаора в лице его помощника. Из-за него у моих паучков моральная травма!
Но тут в мой кабинет зашел Кот, а за ним проплыли подносы. Один — с вкусным отваром с сушеным апельсином, а второй — с тарелочками, на которых были вкусные ватрушки и пирожные.
— Господин управляющий, менеджера звали? — повинуясь взмаху пушистого рыжего хвоста, на стол, сдвинув перепись населения лавки, уместились по очереди подносы.
Звонко соприкоснулись фарфоровые чашки и пузатый чайник.
— Менеджер это вы, уважаемый… — скосив глаза на вкусную выпечку, мистер Быстрик сглотнул.
— Кот, — промурлыкал домовой. — Давайте обсудим дела в лавке за чашечкой чая? Вижу, вы несколько утомились, занимаясь нескончаемыми бумагами, мистер Быстрик.
Управляющего долго упрашивать не нужно было. Он собственноручно отодвинул оставшиеся свитки и удобно устроился за столом. Взялся за чашку и ватрушку. Не церемонясь, откусил кусок…
Теперь сглотнула вязкую слюну я. Перед выпечкой Кота устоять невозможно! Хотя я зареклась не есть вечером много сдобы…
— Садись, Адель, твой чай стынет, — раздался голос домового, и я сдалась.
От одной ватрушки ничего не будет. Ну разве что я стану добрее, верно?
Итог нашего чаепития был прекрасным. Подобрела от выпечки не только я, но и управляющий. Запивая пирожное ароматным травяным сбором, он заверил, что к жителям моей лавки будет мягок. Я в ответ щедро сказала, что с работниками брата он может не сдерживаться, так и быть. Если будут нарушения, конечно! Мы же не самодуры.
Но мистер Быстрик снисходительно на меня посмотрел и заверил, что было бы желания, а нарушения найдутся.
— Я с утра поеду и буду следить за всем-всем! Если хоть один медяк мимо кассы ушел, то я им покажу!
Вспомнив, что тетя может попробовать сунуть нос в чайную Натана, я предупредила:
— Не подпускайте к управлению никого, хорошо? Лавка принадлежит моему брату, чьим временным опекуном я являюсь. Никто другой не имеет права ничего решать в ней.
— Обижаете, леди Адель! Мимо меня и мышь не проскочит! Вы можете быть спокойны, я со всем справлюсь. Буду писать вам каждый день.
Поправлять мужчину не стала — ведь я пока не леди. Только попросила писать хотя бы через день. Исключительно чтобы не напрягать управляющего!
— Спасибо, Котик! — я погладила блестящий рыжий бок. — Ты оказал неоценимую помощь в переговорах. В чем твой секрет?
Домовой ухмыльнулся в усы и ответил:
— Голодный мужик — злой мужик. Так что в следующий раз начни беседу с перекуса.
Хм… То есть есть смысл купить гостинцы троюродному дяде? По крайней мере, он пустит меня в поместье, дабы попробовать то, что я принесла.
Глава 8.3
* * *
Несколько дней, оставшиеся до итогового экзамена прошли стремительно. Не успела оглянуться, как я уже сидела за кухонным столом, по праву считающимся лобным местом лавки, с вожделенным дипломом в руках.
Да, пока не высшее образование, но я честно гордилась собой.
Я себя хвалила, но… какая-то странная горечь все равно не отпускала. Я сдала лучше всех экзамен. Ещё бы! Сарочка усердно занималась со мной, и придушила бы закладкой, если бы я не оправдала ее ожиданий.
Так что причина хандры все же была в другом.
В том, что в этот значимый день я сижу вся такая красивая, в окружении надежных друзей… среди которых нет ни одного человекообразного.
Нет, одногруппники меня звали,, отпраздновать окончание курса. Ради этого события они собиралась в ресторане, но я без сожаления отказалась. Все же за время обучения я ни с кем из них не сблизилась.
А дома меня ждала моя верная нечисть с тортом, коллекционным вином и закусками.
Ещё раз окинула печальным взглядом свое нарядное платье — одно из тех, что напоминали мою беззаботную жизнь «до». До лавки. До самых верных друзей. До свободы, которой я откровенно наслаждалась.
До предательской любви.
До него.
Пышная юбка, приталенный верх, тончайший шелк и кружева, вставки из камней. Волосы были уложены в высокую прическу — обычно мне помогала служанка, но сейчас я сама спокойно сотворила заклинание.
Я сама не понимала, почему я так наряжаюсь в свое последнее посещение академии. А потом, когда случайно услышала шепчущихся студенток о том, что магистр Рейвенс куда-то уехал, в груди будто воцарилась зима. Злая, с колючей метелью и острым инеем, впивающимся в сердце.
И я стояла несколько минут, смотря вперед и усмехаясь про себя. Стало жаль свои чувства, которые он, видимо, не до конца растоптал подошвой дорогих сапогов.
А что я хотела? Что он увидит меня, такую гордую, красивую