нет нашей вины.
Андерсон вздыхает.
– Все было бы куда проще, если бы ты перестала врать.
– Я не вру, – говорю я. Это все, на что меня хватает. Я слишком устала и ничего не понимаю. Эти люди расспрашивают меня о пожаре, когда главный вопрос лежит на земле с распахнутыми глазами и остановившимся сердцем. Часть меня хочет снова упасть рядом с ней на колени, соприкоснуться с ней лбами, убедиться, что глаза меня не обманывают; другую часть начинает мутить от одной только мысли об этом.
– Ясно, – говорит Андерсон. – Раз так, поехали в участок.
Коннорс слегка ослабляет хватку на моем локте.
– И еще надо позвонить Вере.
– Само собой, – кивает Андерсон, покачиваясь на пятках. – Но это подождет. Сперва мы с Марго побеседуем.
– Послушайте! – Тесс сбрасывает с себя руку Илая и шагает к нам. Труп она обходит по широкой дуге, но в остальном по ней и не скажешь, что она вообще заметила лежащее на дороге тело. В ней нет ни капли того страха, что скрывается за всеми моими поступками. – Вы не можете ее увезти. Мы несовершеннолетние. – Она встает передо мной, слегка цепляя плечом. – К тому же я уже сказала, что Марго все утро была со мной. Не знаю, что вы там себе придумали, но это правда.
Андерсон на секунду прикрывает глаза.
– Прибереги эти сцены для участка.
– Она тоже поедет? – спрашиваю я.
– Естественно. Все трое. – Андерсон кивает Коннорсу, и тот, отвернувшись от нас, что-то говорит в пристегнутую к плечу рацию. – Оттуда сможете позвонить родным.
Родным. Маме. Я об этом даже не думала, а стоило бы. Я должна была беспокоиться об этом с самого начала, потому что они расскажут ей, где я, расскажут, что у меня неприятности, и она будет в бешенстве.
– Спокойно, – говорит мне Тесс, и я с удивлением вижу на ее лице серьезность. Наверное, мне никогда не понять эту девушку с краденой жвачкой и хитрой улыбкой. – Мой отец обо всем позаботится. Я с ним поговорю.
– Поговори, поговори, – улыбается Андерсон, и от веселья в его голосе мне становится не по себе. Он наслаждается этой ситуацией. Этот хаос, кошмар, труп неизвестной девушки – он этим наслаждается.
Меня ведут к ближайшей машине. Наверное, стоит сказать спасибо, что обошлись без наручников. С другой стороны, я ведь ничего не сделала. Я ни в чем не виновата.
Но перед глазами у меня стоит ее пустое лицо. Меня сажают на заднее сиденье, винил липнет к голым ногам, а раскаленный ремень врезается в кожу, но я продолжаю видеть ее лицо. Я вижу, как она смотрит в никуда и одновременно смотрит на меня.
Полицейский участок Фалена располагается в центре города, на углу напротив аптеки. Парковка общая с церковью и мэрией, двухэтажным кирпичным зданием с грязными окнами и табличкой, на которой не хватает половины букв.
Здание участка производит такое же унылое впечатление, но осмотреть его как следует я не успеваю: Андерсон вытаскивает меня из машины и, нигде не задерживаясь, проводит через вестибюль в просторный офис с кучей столов.
Он оставляет меня там, на неудобном пластиковом стуле у своего рабочего места, и скрывается за дверью примыкающей к офису переговорки – бросив напоследок, что в моих интересах сидеть смирно.
В участке холодно: кондиционер работает на полную мощность, и под окном уже скопилась лужа конденсата, пропитавшая ковер. Я обнимаю себя за плечи, с тоской вспоминая оставшуюся в Калхуне одежду. Так холодно мне бывало только зимой, когда нечем было платить за отопление и мы с мамой допоздна засиживались на диване. Мы жались друг к другу, и она невольно грела меня своим телом; это было лучшее проявление заботы, которое я от нее видела. То, что она дарила вынужденно.
Что она сделала, когда поняла, что меня нет? Попыталась ли дозвониться? Поняла ли, что я оставила телефон дома? Может, она вообще меня не ищет? А может, это ровно то, чего она ждала всю мою жизнь? Чтобы я ушла сама и ей не пришлось меня заставлять?
Я не знаю, что хуже. Я уехала, чтобы отделиться от нее и чтобы стать ближе. Порой я пытаюсь представить, как объяснить это другим людям. Да, все именно так, как они думают, и нет, все совершенно иначе, и еще миллион нюансов. Я всегда буду жалеть, что не была частью ее жизни, и всегда буду хотеть жить сама по себе, вот только пока не поняла, как сочетать эти желания.
Сегодняшний день еще больше все усложнит. Полицейские позвонят ей, расскажут, что произошло, и для нее это будет настоящий подарок. Причина держаться от меня как можно дальше. Я знаю то, чего знать не должна. Я видела то, что она не хотела мне показывать. Мою сестру.
Потому что это единственное объяснение. Можно было предположить, что сходство мне привиделось, но ведь остальные тоже его заметили. Андерсон сам это сказал. Я и моя сестра. Девушка, которую я никогда не знала. Никогда не узнаю.
Но все во мне противится этому объяснению. Картинка не складывается. Мама в роддоме с двумя младенцами в руках. Мама выбирает меня. Оставляет меня себе. Нет, это невозможно.
Почему она не отказалась от нас обеих?
И если у нее был выбор, почему выбрала меня?
Может быть, в этом все дело. Она ошиблась, выбрала не того младенца, и эта ошибка отравляла ее существование с самого моего рождения. Сгорбившись, я прячу лицо в ладонях. Я приехала сюда в поисках бабушки, в поисках семьи, и вот что я получила. И поделом.
Дверь открывается. Я выпрямляюсь и вижу, как в офис заходят Тесс и Илай в сопровождении Коннорса, на лице у которого написано горячее желание умереть.
– …Не терпится ему позвонить, – заканчивает Тесс и с торжествующей улыбкой поворачивается к Коннорсу, продолжая пятиться задом, из-за чего едва не врезается в стол. – Потому что вы обязаны сообщить нашим родителям. Мне всего семнадцать.
– Я в курсе, – устало говорит Коннорс.
– Мой отец захочет поговорить с вашим начальником. Они мигом разберутся. Как-никак, если дело затянется, придется отменить благотворительный прием, который мы организуем в поддержку полиции. – Она хлопает ресницами, улыбается мне, и я снова вижу перед собой девушку, которую встретила утром: бойкую на язык дочь маминой подруги. Наверное, такой же могла быть я, если бы выросла в Фалене. Хотя кого я обманываю? Я Нильсен, а значит, была бы той девушкой в поле. Телом в огне.
– О господи, – выдыхает Коннорс и указывает на свой стол рядом со столом Андерсона. – Сядь, пожалуйста, и посиди с закрытым ртом хоть минуту.
Он обходит Илая.
