обычный вторник.
В редакции газеты всё шло своим чередом. Бухгалтер закрылась в кабинете, страдая над отчетами. Корреспонденты пыхтели над материалами, периодически хватая телефон и лихорадочно разыскивая того или иного информатора. Редактор и верстальщик ломали голову над оформлением первой полосы.
Поскольку вторник в этой редакции был днём газетным – днём перед отправкой газеты в типографию – Олеся, редактор, решила отказаться от обеденного перерыва. Тем более, что на это время у неё была назначена сверка материала с заврайоно.
Однако, поскольку Олеся еще и не завтракала, голод настойчиво давал о себе знать предательским урчанием а животе.
В конце концов Олеся не выдержала.
Она отправилась в бытовую комнату, где, помимо всего прочего, размещались чайник, микроволновка и небольшой холодильник.
Открыв дверцу, Олеся с удовлетворением обнаружила сиротливо лежащий на верхней полке холодильника пирожок.
"С картошкой", – мечтательно подумала Олеся. – "Или, если повезёт, – с повидлом".
Она решительно вынула пирожок. Он был не первой свежести, но пах обычной выпечкой. Ничем не примечательный пирожок.
Повертев его в руках, Олеся засунула его в микроволновку. Минуты на полторы – разогреть. И со спокойной душой направилась в свой кабинет, где уже разрывался телефон.
А в это время в компьютерном цехе молоденькая журналистка Настя ждала, пока верстальщица распечатает её статью – в корреспондентской принтера не было. И вдруг она стала подозрительно принюхиваться.
– А что это здесь пахнет паленым? – раcтерянно спросила она. – От принтера, что ли?
Пока верстальщица Наталья пыталась понять, о чём речь, в дверь ворвалась еще одна журналистка, Света.
– Девочки, ужас просто! Я сижу, и вдруг кааак бабахнет за стенкой! И дым валит!
Все дружно переглянулись и ринулись в коридор. Дым выползал из щелей в двери бытовой комнаты.
Редактор мирно сидела в своём кабинете, дописывая материал и предвкушая, как она наконец-то съест вожделенный пирожок. Услышав топот и громкие голоса из коридора, подумала, что пришли очередные рекламодатели. И уже намеревалась поставить точку, как в кабинет влетела верстальщица:
– Олеся, у нас что-то горит в микроволновке!
– Сначала взорвалось, а потом загорелось, – торопливо уточнила Света.
Олеся выбежала в коридор. Едкий дым заполнил всё вокруг. Бухгалтер, кашляя, выскочила из своего кабинета:
– Что случилось?
– Горим! – ответил кто-то за дымовой завесой плачущим голосом.
Олеся пробралась в бытовую. Настя испуганно твердила: "Электричество надо отключить".
– Нет, не отключайте! – завопила бухгалтер и ринулась к своему компьютеру спасать отчеты от исчезновения.
Олеся, вытирая набежавшие от едкого дыма слёзы, осторожно выключила микроволновку из сети. Огня видно не было, но дышать в дыму становилось всё труднее.
Бухгалтер, вернувшись, решительно взяла микроволновку и вытащила на улицу. Все замерли вокруг.
– Кто и что положил в микроволновку? – медленно спросила верстальщица, обводя грозным взглядом коллег.
– Там был всего лишь пирожок, – жалобно простонала Олеся. – Просто пирожок. С картошкой. Или с повидлом.
Настя открыла дверцу микроволновки. Вместо пирожка там был обугленный бесформенный комок.
– Так это он взорвался?! – растерялась Света.
– Лучше б ты его холодным съела! – вздохнула верстальщица.
Все стояли и, как в трансе, смотрели внутрь микроволновки на то, что недавно было пирожком.
И тут ожила Олеся.
– Дааа… – простонала она. – Вот такие пироги!
Клоун
– Почему ты плачешь? Ты должен смеяться!
Сидя в углу за кулисами, старый измученный клоун качал головой и глотал всё набегающие и набегающие слёзы. Нарисованная на его лице улыбка от плача искажалась так, что превращала лицо в уродливую гримасу.
– Ты же клоун! Это твоя работа! Хватит сидеть в углу!
А сил не было. Совсем. Даже если бы его сейчас лупили палкой, он не смог бы встать.
– Тебе за что деньги платят, олух?!..
Окрики вокруг не умолкали. Старый клоун медленно поднял голову и попытался рассмотреть окружающих, однако сквозь пелену слёз видел только размытые фигуры.
– Да ты пьян! Или сошел с ума!
Ни то и ни другое.
Ах, если бы они понимали, что с ним творится… Если бы он сам понимал…
Слёзы градом катились по щекам, словно хотели смыть надоевший грим. Слёзы бессилия. Слёзы злости. Нет, не на окружающих – они, по сути, правы – на себя сейчас злился клоун.
За то, что не смог выбрать для себя другой путь. Или не захотел? Да, собственно, теперь это уже и не важно.
Смешить других, доставлять публике удовольствие и радость казалось раньше приятным времяпрепровождением, за которое еще и платят деньги. Казалось, что у него есть талант, что к этому у него призвание.
А что на деле? Он все свои силы отдал этой работе. Что получил взамен? Старение раньше времени, одиночество и кучу долгов – невелика зарплата у клоуна.
А еще отсутствие семьи, замкнутый образ жизни – ведь круговерть представлений и репетиций бесконечна.
– Ты должен выйти к публике! Встань!
Он не мог. В свои тридцать лет он чувствовал себя дряхлым стариком. Публика обойдется без его неудачных шуток. Да и вообще – кого сейчас удивишь клоунадой? В век айфонов и планшетов традиционное искусство стало словно вымирать.
А ведь он был талантлив. Мог выбрать любую профессию. Мог стать лингвистом, как советовали родные. Мог многого добиться. Мог, но не захотел…
– Дядя клоун… – раздался нерешительный шепот.
Он поднял залитое слезами лицо. Рядом стояла девочка лет шести с плюшевым мишкой в руках.
– Дядя клоун, не плачь. Хочешь, я тебя пожалею? Возьми Мишутку.
Она гладила его по голове, пыталась вытереть ему слёзы.
– Дядя клоун, мы тебя очень ждали. Я из-за тебя пришла на представление. Но ты, наверно, устал? Отдохни, а потом выступи, пожалуйста. Ты очень-очень нужен нам.
Нужен?
Он вновь поднял голову. Девочка исчезла, оставив плюшевого медвежонка у него в руках. Слёзы уже не текли.
Он нужен? Так, значит, пора выходить к публике!
Появление клоуна с медвежонком в руках вызвало бурные овации. Его ждали.
Клоун посмотрел в зал. В третьем ряду сидела та самая девочка. Она улыбалась и махала ему рукой.
