замолчал, словно собираясь с духом. — Это касается Джонни Харлоу, папа, — добавил он наконец.
— Все, что ты думаешь о Харлоу, не должно предаваться гласности. — Несмотря на строгий тон, каким были сказаны эти слова, на осунувшемся лице Мак-Элпайна промелькнуло любопытство. — Мы все знаем, как ты относишься к Харлоу.
— Да, папа… И я об этом подумал, прежде чем идти к тебе. — Рори снова замолчал в нерешительности. — Ты знаешь, что говорят о Джонни Харлоу, папа? То, что он слишком много пьет?
— Ну и что же? — Голос Мак-Элпайна прозвучал совершенно спокойно.
Рори лишь с трудом удержал на лице благочестивое выражение. Кажется, дело будет потруднее, чем он воображал.
— Все это правда… Ну, что… то, что он пьет… Я сегодня видел его в кабачке.
— Спасибо, Рори. Можешь идти. — Мак-Элпайн помолчал. — А ты тоже был в этом кабачке?
— Я? Ну что ты, папа! Я был на улице. Но я видел через окно.
— Значит, шпионил, мой мальчик?
— Просто проходил мимо, — обиженно ответил Рори.
Мак-Элпайн махнул рукой, показывая, что Рори может идти. Рори повернулся к двери, но потом остановился и вновь посмотрел на отца.
— Может, я и не люблю Джонни Харлоу. Но Мери… Мери я люблю больше всего на свете… — Мак-Элпайн кивнул, он знал, что это правда. — И я не хочу, чтобы ей причинили зло. Поэтому я и пришел к тебе. Она тоже была в том кабачке вместе с Харлоу.
— Что? — Лицо Мак-Элпайна внезапно потемнело от гнева.
— Даю голову на отсечение!
— Ты уверен?
— Совершенно уверен, папа! Конечно, уверен. Глаза у меня в порядке.
— Надеюсь, — автоматически вымолвил Мак-Элпайн. Гнев немного поутих, и он успокоился. — Просто я не желаю об этом слышать. Учти — я не люблю доносчиков! Я не люблю шпионов!
— Это не шпионство, папа. — Иногда сознание своей правоты доходило у Рори до абсурда. — Я просто действовал как сыщик. Когда на карту ставится доброе имя фирмы «Коронадо»…
Мак-Элпайн поднял руку, предотвращая этим дальнейший поток громких слов, и тяжело вздохнул.
— Ладно, ладно, добродетельное ты чудовище! Передай Мери, чтобы она зашла ко мне. Сейчас. Скажи ей, что я хочу её видеть. Только не говори — зачем.
Пять минут спустя Рори сменила Мери. У нее был настороженный и покорный вид.
Она спросила:
— Кто тебе об этом сказал?
— Не важно, кто. Это верно или нет?
— Папа, мне двадцать лет. — Она держалась очень спокойно. — И я не обязана тебе отвечать. Могу и сама о себе позаботиться.
— Говоришь, можешь? А если бы я выбросил тебя из команды «Коронадо»? У тебя нет денег, и пока я не умру — не будет. Тебе, неужели не ясно, деваться некуда. У тебя нет матери, по крайней мере, ты не можешь до нее добраться. У тебя нет никакой специальности. У кого же, скажи теперь, хватит смелости взять на работу калеку без специальности?
— Хотела бы я, чтобы ты повторил все эти страшные слова в присутствии Джонни Харлоу!
— Тебе может показаться странным, но я не стану на это реагировать. Возможно, в твоем возрасте я тоже стремился к независимости и пренебрегал родительским авторитетом. — Он помолчал, а потом спросил с Любопытством: — Ты что, влюблена в этого подонка?
— Он не подонок. Он — Джонни Харлоу! — Мак-Элпайн поднял бровь, услышав, с какой страстью она это сказала. — А что касается твоего вопроса, то, как ты думаешь, в моей жизни может быть что-то личное?
— Ну, хорошо, хорошо, дочка. — Мак-Элпайн вздохнул. — Давай договоримся так: ты мне ответишь на мои вопросы, а я тебе скажу, почему я их тебе задаю. О’кей?
Мери кивнула.
— Вот и хорошо! Так это верно или нет?
— Если твои шпионы так уверены в этом, то зачем задавать этот вопрос мне?
— Только прошу тебя: выбирай слова! — Упоминание о шпионах задело Мак-Элпайна за живое.
— Извинись за свое «выбирай слова».
— О боже ты мой! — Мак-Элпайн с удивлением посмотрел на дочь, в этом удивлении сквозило и раздражение, и восхищение. — А ты и в самом деле моя дочь!.. Прошу прощения. Он пил?
— Да.
— Что?
— Не знаю. Что-то прозрачное, он сказал, что это тонизирующий напиток с водой.
— И ты знаешься с этим лгуном? Как же, знаем, что это за вода! Сторонись его, Мери. А не будешь сторониться, отправлю тебя домой — в Марсель.
— Но почему, почему, папа? Почему?!
— Видит бог, у меня и так достаточно неприятностей, а тут еще моя единственная дочь связывается с алкоголиком, который скатывается все ниже и ниже.
— Джонни? Алкоголик? Послушай, папа, я знаю, что он пьет совсем немного…
Мак-Элпайн заставил ее замолчать, схватив телефонную трубку.
— Говорит Мак-Элпайн. Попросите, пожалуйста, мистера Даннета зайти ко мне. Да, сейчас. — Он повесил трубку. Потом опять повернулся к Мери. — Я обещал объяснить причину, почему я задаю все эти вопросы. Я не хотел этого делать, но, видимо, придется.
Вошел Даннет. У него был вид человека, который чувствует, что от ближайших нескольких минут он не получит никакого удовольствия.
Мак-Элпайн пригласил его сесть и сказал:
— Расскажи ей обо всем, Алексис. Пожалуйста.
Даннет совсем растерялся.
— А нужно ли это, Джеймс?
— Боюсь, что нужно. Она не поверит мне, если ты не подтвердишь, что именно мы нашли у Джонни в номере.
Мери с недоумением переводила взгляд с одного на другого. Наконец она выдавила:
— Вы посмели обыскать комнату Джонни?
Даннет глубоко вздохнул.
— У нас были для этого основания, Мери. И слава богу, что мы это сделали. Я сам до сих пор не могу поверить, что мы там нашли. А нашли мы пять бутылок виски. В его номере. И одна из них была уже полупустая.
Мери растерянно посмотрела на них. Она верила Даннету. И когда Мак-Элпайн снова заговорил, голос у него был мягким, почти нежным:
— Мне очень жаль. Мы все знаем, как ты его любишь. Между прочим, мы забрали эти бутылки.
— Вы забрали эти бутылки… — Она повторила эти слова медленно, глухим голосом, словно стараясь усвоить значение услышанного. — Но он же узнает об этом. И сообщит о краже. Явится полиция. Найдут отпечатки пальцев… ваших пальцев. И потом…
Мак-Элпайн перебил ее:
— Неужели ты думаешь, что Джонни Харлоу признается хоть одной живой душе, что держал у себя в номере пять бутылок виски? Беги, девочка, и переоденься! Через двадцать минут мы отправимся на этот чертов прием. И, очевидно, без твоего драгоценного Джонни.
Мери продолжала сидеть с неподвижным лицом, не сводя с отца немигающих глаз.
— Прости, — сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Это вышло неожиданно.
Даннет
