он сам хочет, что ищет, Юра нашел Гледис.
Однажды дождливым октябрьским вечером он шел из университета домой кружным путем по пустынной набережной. Юра поравнялся с баром «Прибой», и вдруг оттуда выскочила девушка, раздетая и растрепанная (это все, что он успел заметить в наплывающей темноте), с плащом в руке, шмыгнула прямо к нему, подхватила его под руку и потащила вперед. «Проводите меня, — горячо зашептала она ему в ухо, — если нас догонят, скажите, что вы мой брат, муж...» Юра, как было ему приказано, прижимая ее локоть к боку, пошел вперед, но в голове у него застучало то ли от страха, то ли от неожиданности. Надо сказать, драться он не умел и вряд ли бы смог дать серьезный отпор обидчикам девушки, но у него, конечно, и мысли не было вырвать свою руку и поспешить прочь или закричать, позвать на помощь. От растерянности он не мог понять, преследуют их или нет. Они уже прошли добрую сотню метров, девушка свернула с набережной и потащила его наверх по переулку. Она все молчала. Юра чувствовал, что ее трясет. «Успокойтесь», — пробормотал он и оглянулся — за ними никто не бежал. Она тоже оглянулась и в изнеможении прислонилась к дереву. Вдруг девушка расхохоталась. Заливаясь сдавленным смехом, она проговорила: «Ловко же я их всех обошла!» «Наденьте плащ, — проговорил Юра, — дождь все-таки». Волосы у нее были в каплях мелкого дождя, плечи намокли. Юра помог ей натянуть плащ. Она прикусила губу, посмотрела на него и решительно спросила: «Вы испугались, да? Или решили, что я сумасшедшая?» Юра отвечал, что он еще ничего не решил. «А что вы подумали?» — допытывалась девушка, застегивая плащ. «Подумал, что вам нужна помощь». — «А вы к любому способны броситься на помощь или делаете исключение для красивой девушки?» — с вызовом спросила она. Юра пристально посмотрел на нее. «Или вы не считаете меня красивой? — снова засмеялась она и тряхнула головой. — Ну, пошли. Очень надеюсь, вы не станете набиваться на знакомство». — «Будьте уверены», — жестко ответил Юра. Она хмыкнула, снова подцепила его под руку. Они вышли на центральную улицу, пересекли ее и снова пошли вверх по переулку. Она помалкивала, изредка с любопытством заглядывая Юре в лицо. «Здесь», — наконец сказала она, остановилась и приоткрыла калитку во двор. «Всего доброго», — сказал Юра и пошел прочь, чувствуя, что она вот-вот его окликнет. Она не окликнула. Юра замедлил шаг, оглянулся и тут же услышал сбоку сдавленный смех. Она высунулась из-за дерева. «Стойкий оловянный солдатик! — воскликнула девушка. — Или я в самом деле вам не приглянулась?» Глаза у нее сияли. Она склонила голову набок, прижалась ухом к плечу и с выжидательной усмешкой смотрела ему в глаза. Юра молчал, разглядывая ее. «А вот вы мне понравились, — продолжала она, — и я нисколько не боюсь сказать вам об этом». Сказав это, она точно испугалась, уже смотрела на него с робостью. «Нет, наверно, такие вещи и правда говорить нельзя, не положено, как вы считаете?» — «Не знаю». — Юра улыбнулся. Она сделала сокрушенный вид, потупилась, разве что пуговицу не теребила. «Ну проводите меня снова. Не сердитесь, я часто несу бог весть что! Ничего, что на нас капает дождик? Вот я не боюсь дождя, — болтала она, искательно заглядывая Юре в лицо, — да и вы, верно, не боитесь, ведь вы без зонта! Терпеть не могу мужчин с зонтами! Самые страшные на свете мужчины. Ей-богу. Ну вот, мы пришли. Что же вы молчите, даже не спросите, от кого вы меня спасли?» — «От скуки, наверное», — ответил Юра. Девушка задумчиво помолчала. «А вы умный, — сказала она, — находчивый. Знаете, я тоже неглупа, может, вам показалось, что я дурочка, так вот нет, честное слово. Давайте же с вами познакомимся!» Они обменялись рукопожатием. «Вас действительно зовут Гледис или вы только придумали?» — «Гледис зовут в действительности не меня! Я, видите ли, актриса, то есть еще не совсем, учусь в театральном училище, мы там с ребятами называем друг друга по именам персонажей из пьес, которые играем. У нас есть Ричард Третий, Сонечка Мармеладова. А я — Гледис, это моя роль. Вы театр любите? Ну разве можно тут пожимать плечами? Да или нет — вот ответ, а вы уже в который раз на мой вопрос только плечами пожимаете! Имейте в виду, это еще хуже, чем мужчина под зонтом...» — «Но я действительно не знаю, люблю ли театр, — ответил Юра, — родители у меня театралы, на все премьеры ходят. А я в нашем театре и был-то, кажется, раза два». — «И ничего не потеряли, — горячо поддержала его Гледис, — у нас все там засижено мухами, все старое, неживое, тусклое. Кроме нашего педагога по актерскому мастерству, там больше никого и нет. Он один везет на себе весь репертуар. Не хотела бы я работать здесь, хоть это и престижно, город большой все-таки. Я нездешняя, у нас в городке театра нет. А вы, наверное, физик? У вас такое серьезное лицо, точь-в-точь как у физика». — «У вас, должно быть, много было знакомых физиков?» — пошутил Юра. Она посмотрела на него в упор и строго спросила: «Что вы имеете в виду?»
Зорким же было сердце Юры, если оно углядело из-под шквала ребяческой глупости, который в первый же вечер их знакомства обрушила на него Гледис, ее чуткое и мятущееся существо; слепым же было оно, если он понадеялся извлечь ее из хаоса чужих мыслей, горы рваного тряпья, одеяний каких-то королев и фей, из густого табачного дыма, в котором развивались актерские «споры до хрипоты», из сомнительных дружб с однокурсниками, обрывков бог весть кем написанных текстов, накладных кос и громоздкой бижутерии, румян, гумоса и балетных па. Может, он обманулся потому, что в самом начале Гледис была обращена к нему лишь солнечной половиной своего существа, радостно рвущегося из-за туч, которые насылал на ее душу тот человек как злой волшебник, руководитель курса, известный актер, популярный в городе человек. Она держала у себя над кроватью, в комнатушке, которую снимала уже второй год, его портрет, как институтка, — уже в этом одном Юра видел посягательство на свою честь. Его пугало это лицо, ему казалось, все в нем отдельно от другого, например открытая улыбка
