насилие суперанималов эволюционировало в сторону более мягких и завуалированных форм принуждения: рабство сменялось экономической и интеллектуальной зависимостью. Подвластные (диффузники) не «тренировали» себя в жертвенности в буквальном смысле слова, а развивался и закреплялся признак диффузности как покорность при несправедливом перераспределении результатов коллективного труда.
Равным образом не произошло и закрепления каннибализма как физиологически необходимого акта у самих властителей.
С определением Власти как внутривидового хищничества трудно не согласиться. Весь вопрос: а чем, собственно, питаются властвующие?
А питаются они жизненной энергией подвластных. Властвующие хищнически присваивают себе большую часть результатов коллективного труда, «жируют» за счет остальной части сообщества. Но это видимая, материальная сторона. На более тонком уровне властвующие, по сути, пожирают жизненную, витальную, творческую, созидательную энергию подвластных. Но они же не питаются в буквальном смысле плотью подвластных и не пьют кровь стаканами!
Оспорить выводы Бориса Диденко можно еще одним аргументом. Допустим, что некая хищность как производная от изначальной адельфофагии закрепилась у некоторых представителей вида хомо сапиенс на генетическом уровне. Допустим, хотя материального носителя — «гена хищности» — до сих пор не обнаружено. Как нет абсолютно никаких биологических отличий у властвующих с подвластными ни на морфологическом, ни на физиологическом, ни на генетическом уровне. Наука не обнаружила у властителей некоего «органа власти».
Суперанимал, суггестор и диффузник это не только подвиды, как их подает Борис Диденко. В системе человейника — это еще и функции в системе управления, и социальные роли, которые обязательно должны быть сыграны в спектакле жизни. Любым членом сообщества, если мы хотим, чтобы сообщество сохранилось. Любым, волей судьбы и случаем занесенным на ту или иную «должность» в системе человейника.
Можно привести тысячи примеров, когда самый радужный неоантроп или серенький диффузник, оказавшийся в роли властителя или ставший только чуть-чуть причастным к власти, практически моментально превращается в то, что от него требуется по новой социальной роли — в хищника. Словно по законам театра, а не генетики, он сам начинает играть короля, и остальная труппа вовсю ему в этом помогает. Плохо или хорошо, талантливо или нет, но роль Ричарда он сыграет. Или кончит, как Гамлет.
Охищнивание, если возможен такой термин, полное перерождение личности попавшего во власть происходит с такой скоростью, что невольно закрадывается мысль о некой психической болезни, вроде наведенного психоза. Доля истины в этом есть.
У властителей легко обнаружить некие девиации в сознании, психологические особенности и отклонения, не только врожденные, но и быстро приобретаемые. Но нет никакого четко выделяемого психологического «комплекса власти». Как нам кажется, патологию следует искать в тонких полевых взаимодействиях — психоэнергетических, биоэнергетических, а не в психофизиологии. С Григорием Климовым, обнаружившим некий «комплекс Ленина» на основе гомосексуализма, мы поспорим в главе, посвященной психологическим особенностям лидера.
Считаем, что Борис Диденко несколько перегнул палку, абсолютизировав внутривидовое убийство, возведя его чуть ли не в источник пищи для властителей. Внутривидовое убийство есть акт управления в человейнике, а не способ добывания пищи властителями. Хищничество властителей направлено на присвоение большей доли результатов коллективного труда и достижение максимального личного комфорта. Внутривидовое насилие в человейнике осуществляется не столько над телом, сколько над сознанием и духом. Так повелось, что управление в человейнике невозможно без «применения власти»: подавления воли страхом смерти и внедрения в сознание управляющей команды.
На наш взгляд, собственно убийство соплеменника есть нечто большее, чем апофеоз внутривидового насилия.
А теперь, когда мы разобрались, в чем же суть внутривидового насилия в человейнике, попробуем максимально точно воссоздать картину «первого убийства» внутри зарождающегося человейника, включив в анализ тонкие полевые взаимодействия внутри стаи.
Вся стая сосредоточенно долбит камнем о камень, изготавливая тысяча первый скребок или что-то вроде того. А один особо продвинутый или деградирующий товарищ в это время считает ворон на небе или блох в своей шкуре. Вожак быстро входит в состояние аффекта и камнем пробивает ему череп. Стая во всеобщем раже с энтузиазмом заканчивает начатое вожаком. И, допустим, поедает то, что секунду назад было их соплеменником. Затем успокаивается и дружно принимается за работу.
Почему такое стало возможным? Не просто физическое насилие над ослушником, а убийство соплеменника?
Очевидно, что жертва должна была идентифицировать себя как чужак или как враг. Иначе бы вожак не бросился, а стая не подхватила бы атаку.
Вспомним, что стая — единый организм. Все, кто находится вне стаи, — чужаки, которые рассматриваются как потенциальная опасность или добыча. Стая спаяна не только узами кровного родства, но и единым психополем. И тот, кто не подключен к этому полю, кто выпадает из него, — чужак: враг или добыча.
Отключение от единого психического поля отдельного члена стаи было для всех мощнейшим шоком. Представьте себе, что рядом с вами, когда вы, уютно устроившись в кресле, читаете книгу, вдруг откуда ни возьмись, возникнет бандит с окровавленным топором в руке. Реакция ваша будет моментальной. Или бежать, или нанести упреждающий смертельный удар. (Вариант обмереть со страха и покорно ждать смерти не будем рассматривать в виду его эволюционной бессмысленности). Вот так же моментально материализовался враг в лице соплеменника, выпавшего из коллективного психополя. И поступала стая с ним соответственно.
Столкнувшись с феноменом выпадения из коллективного психополя отдельных особей, наши предки оказались перед дилеммой: либо пусть среда убивает нас, либо мы сами упреждающе убьем тех, кто мешает выживать. Сработал предиктор-корректор, и наши предки разрешили убийство. Более того, сделали его регулярным актом. Чем выиграли эволюционную гонку у близких им по развитию видов обезьян, где систематического внутривидового убийства не было и нет до сих пор.
Спору нет, убийство себе подобного отвратительно и достойно осуждения. Но эволюция живых существ не имеет понятия морали. Хорошо лишь то, что способствует выживанию.
Да, люди разрешили себе убивать себе подобных и признали внутривидовую агрессию нормой в человейнике. И что в итоге? Мы на машинах и на метро приезжаем в зоопарк посмотреть на обезьян в клетках зоопарка. Мы — в фабрично изготовленной одежде, они — всё еще в шкурах. Они едят всё те же бананы, как миллион лет назад, а мы — мороженое и пирожки с мясом. Они — по ту сторону клетки. И пребудут там во веки вечные. Потому что они не убьют своего.
Мы же сделали свой выбор тысячелетия назад, и каждый день его подтверждаем. Убивали, убиваем и еще долго будем убивать себе подобных. Поэтому мы владеем планетой и всем, что на ней есть.
Коллективная трудовая деятельность и внутривидовое убийство — вот основа цивилизации. Хотим мы того или нет, но это так. И мы
