пуштунском языке. Я терпеливо слушал «больного», не понимая ни слова из его речи и не утруждая себя попытками что-либо разобрать из его невнятного бреда.
Старик закончил кричать и остановился передохнуть, и тут, видимо, мозг вернулся домой, и он понял, что всё сказанное прошло мимо моего сознания.
— Что вы хотели мне сказать? — спросил я у него по-арабски.
— Ты знаешь арабский? — удивился старик, удивив и меня тем самым. И я решил жестоко отомстить старику тем же словесным извержением, что выслушал только что от него. Слово за слово, да блином по столу.
— Да, я знаю арабский и английский, также я только что совершил умру, приехав сразу после неё. Надеялся повидать весь мусульманский мир и подивиться на красоты Пакистана и Афганистана. А ещё собрать трав редких и целебных. Да вот оказался у вас в плену, нищий и бесправный. Это как так можно поступать с правоверным мусульманином, гостем в вашей стране? — и я, сделав возмущённую мину на лице, уставился на старика.
Седобородый пуштун отступил, что-то неразборчиво пробормотал и посмотрел на того, кто привёз меня в лагерь. Тот правильно понял вопросительный взгляд старика и ответил:
— Он сопротивлялся, как воин, и мы ему пообещали, что не тронем его и одарим и деньгами, и поможем с делами. Он врёт, он не столько мусульманин, сколько шаман. Ночные тени указали на него.
— Я не вру, — повернулся я к наглецу. — А ты, если не прикусишь свой поганый язык, то он у тебя в скором времени превратится в змеиный.
Главарь напрягся и шагнул было ко мне, но его остановил старик.
— Успокойся, Гарас, он прав. Мы похитили его, увезли без согласия, и он не виноват в том, что у нас случилась беда. Пусть приложит все усилия, и мы тогда выполним все обещания, данные тобой, Гарас.
— Слушаюсь, старейшина, — и этот самый Гарас склонил голову перед стариком, убрав обратно в кобуру свой кольт.
Старик уже успокоился и махнул рукой.
— Пойдём, аль-Шафи, я покажу тебе больного.
Склонив голову, я молча последовал за стариком, который направился в сложенную из камня большую саклю. У её входа стояли два моджахеда, вооружённые советскими автоматами, точнее их китайскими копиями. На входе у меня отобрали тесак, и я вошёл вслед за стариком. Внутри каменная сакля оказалась более благоустроенной, чем могло показаться снаружи.
Возле противоположной стены стояла большая кровать, на которой, раскинув руки, лежал раненый бородатый человек. Возле него сидела женщина, одетая в длинное чёрное платье, и закутанная в платок. Раненый, весь обвитый бинтами, еле слышно стонал, судорожно вздрагивая всем телом и находясь при этом в забытье. Крупные капли пота стекали по его лбу и щекам, покрывая постеленную под него материю мокрыми пятнами.
На звук открытой двери женщина обернулась, блеснув чёрными, как ночь глазами, и сразу же отвернулась. Пламя очага, сломавшись от влетевшей волны воздуха, дёрнулось было ко мне, но остановилось на полпути и отпрянуло обратно, заставив неясные тени обозначиться и заплясать по всем стенам этой сакли. Я не обратил на это внимания, а женщина заметила, но ничего не сказала.
— Что с ним? — спросил я.
— Предатель оказался в наших рядах. Автоматная очередь в упор, — спокойно пояснил старик, и добавил: — Марика, отойди, это лекарь. Если он не сможет помочь, то больше не поможет никто.
Женщина тихо встала и, пряча взгляд, отошла в тёмный угол комнаты. Я же подошёл к больному, сел на её место и внимательно осмотрел пациента. Легко прикасаясь к бинтам, временами отрывая их края для лучшего обзора, прислушивался, принюхивался и присматривался к раненому.
Всяких разных травм я достаточно насмотрелся в своей жизни. Этот мужчина получил пару сквозных ранений, в результате одногоиз которых пуля пронзила лёгкое. Ему оказали всю возможную помощь, но в том-то и дело, что возможную. Ясно, что всё равно нужна операция, но до больницы или госпиталя ещё нужно суметь добраться, а раненый был плох. Две пули навылет и ещё три зацепили бок и плечо.
— Раны промываете?
— Каждый день, — ответил старик.
— Сколько дней прошло с того момента?
— Четыре.
«Да, крепок дядя», — подумал я. Но характер и тяжесть ранения на глаз всё же трудно определить. Сейчас самое главное — это убрать все посторонние предметы из ран и омыть их лечебным отваром и, в общем, всё, как обычно.
— Спасти его можно. Правда, всё равно придётся везти в больницу, чтобы там вычистили рану от осколков костей и остального. Здесь я этого сделать не могу, я берусь только улучшить его состояние до возможности перевозки и дать ему шанс выжить, пусть тяжело, но постепенно выкарабкаться.
— Если ты это сделаешь, моей благодарности позавидуют горы!
Я поморщился от восточного пафоса, перебирая в уме перечень лекарств, что у меня находились с собой и возможности найти тут нужные ингредиенты по окрестностям. Старик мне не мешал в моих размышлениях. Наконец, я поднял глаза на старика.
— Надеюсь, что все мои вещи целы и все лекарства и травы не пропали?
— Всё на месте, аль-Шафи. Если что-то пропадёт, этот отступник сегодня же отправится к своим праотцам. Это тебе я говорю, старейшина долины Сатхи.
— Хорошо, тогда идём к моим вещам, и мне нужно ещё это, это и это, — начал я перечислять необходимые компоненты для лечения. Старик задумчиво кивал, посматривая при этом на Марику, которая явно не понимала нашего разговора. Видимо, она не знала арабского.
— Найдём, что сможем и даже больше — у нас тоже осталось немало трав, которые когда-то использовали наши предки, а сейчас только знают их, а пользоваться… — и старик махнул рукой с явной досадой.
Я молча кивнул и вышел из сакли. Солнце за то время, что я находился в доме, уже смогло подняться над вершинами, стремительно повышая температуру воздуха.
— Мои вещи?
Старик, вышедший вслед за мной, тут же начал командовать резкими гортанными выкриками. Вскоре запылал трепетным пламенем небольшой костёр. Можно, конечно, воспользоваться домашним очагом, но я больше любил готовить зелья на открытом воздухе, наслаждаясь природными видами. А пейзаж вокруг вдохновлял на подвиги. Мрачные могучие скалы возвышались со всех сторон, нависая над немногочисленными домами и самим лагерем.
Вода в котелке забурлила, и под взглядами десятков глаз началось приготовление первого отвара. Абстрагировавшись от всего, я занялся любимым делом, с наслаждением вдыхая чистый горный воздух, что слегка кружил голову, давая ей возможность яснее мыслить.
Старик принёс мне нужные травы. Медленно растирая их в руках, принюхиваясь и пробуя на вкус, я вспоминал все те рецепты, которые
