к себе кризис совершенно никуда не годится. Если я его не преодолею, в жизни мне останется только одна дорожка.
Дойдя до станции, уже вполне собираюсь с духом и даю самой себе торжественное обещание: не позволю душить себя ни Деннису Хогану, ни Дэймону, ни какому-либо другому говнюку. И на спуске вдруг жалею, что не ношу с собой наушников — сейчас было бы весьма кстати послушать «Я выживу» Глории Гейнор или «Уважение» Ареты Франклин. Что ж, перебиваюсь тем, что по пути через вестибюль просто прокручиваю песни в голове.
Копаюсь в сумке в поисках проездного, который традиционно весьма редко оказывается там, где я предполагаю его найти. И уже начинаю выходить из себя, как карточка наконец-то отыскивается. И тут прямо передо мной к турникету проходит какая-то высокая фигура.
— Твою мать! — непроизвольно вырывается у меня.
Сердце готово выпрыгнуть из груди, поскольку мозг услужливо предоставляет результат анализа базы данных памяти: это же тот самый здоровяк с «Кентонского конного двора»!
Похоже, сегодняшний день обещает стать куда более интересным.
8
«Звоночек» возвращается из забвения.
Вступать в контакт с Уильямом Хаксли мне запретили, но про других-то участников того происшествия в Суррее ничего ведь не говорили. А этот здоровенный тип, кем бы он ни был, явственно причастен к событиям в «Кентонском конном дворе». Другая такая возможность отследить единственную остающуюся зацепку не подвернется.
Внимательно вглядываюсь в незнакомца, чтобы убедиться, что не ошиблась. То же внушительное телосложение, тот же широкий шаг, даже одет в те же самые расклешенные джинсы и джинсовую безрукавку. Только свитер сменила черная футболка, а на плече потрепанный рюкзак.
Это определенно тот самый человек, и мне определенно необходимо выяснить, кто он такой.
Мчусь к турникетам, хлопаю проездным по считывателю, а он уже встает на эскалатор, ведущий на линию Пикадилли.
Делаю шаг вперед и упираюсь в турникет. Снова шлепаю карточкой по датчику. По-прежнему горит красный индикатор.
— Что-то случилось, мисс? — подходит дежурный.
— Именно! Чертов турникет не принимает карточку!
— Да, с этим у нас вечно проблемы. Попробуйте соседний.
Зыркаю на сотрудника, готовая обрушиться на него с отповедью, но время работает против меня, и я, скрежеща зубами, перебегаю к другому турникету и, наконец, прохожу.
Встав на эскалатор, успеваю заметить, что здоровяк уже сходит с него внизу. Опасаясь упустить его, распихиваю туристов, на ступеньки по двое. Внизу, однако, великана и след простыл. Если он направляется на линию Пикадилли, то путь туда только один. С заходящимся сердцем бросаюсь в направлении платформы.
В конце концов достигаю конца тоннеля и чертыхаюсь под нос. Справа от меня стоит поезд, уже готовый закрыть двери. Где он — зашел внутрь или ждет поезда в другую сторону?
Орел или решка?
Не знаю почему, но я бросаюсь направо, и двери захлопываются у меня за спиной.
Поезд набирает ход, и я осматриваю попутчиков. Если здоровяк и сел в этот поезд, то в другой вагон. До конечной еще с десяток остановок, так что придется на каждой станции выглядывать наружу в надежде, что удастся его заметить. При условии, конечно же, что мы в одном поезде.
Поезд останавливается на станции.
Хорошо, что он такой здоровый — не пропустишь. Встаю на цыпочки и оглядываю платформу, увы, безуспешно.
На следующей станции я замечаю великана, выходящего из следующего вагона.
Выскакиваю из поезда и, держась на безопасном расстоянии, следую за ним по переходу на другую линию.
Мне уже доводилось следить за людьми, и именно Эрик научил меня некоторым тонкостям данного занятия. Нужно внушить себе, что идешь туда же, куда направляется объект, и смотреть на что-то впереди него, на случай если он внезапно обернется.
Незаметно следую за великаном до платформы, где он сворачивает направо и прислоняется к стенке. Беру влево и пристраиваюсь за парой американцев, спорящих о чем-то над картой.
Через минуту прибывает поезд, и я, дождавшись, пока здоровяк сядет в вагон, запрыгиваю в соседний.
На «Ватерлоо» двери распахиваются, и платформа моментально заполняется людьми. Сколько ни тяни шею, в толпе ни черта не разглядеть, кто-то врезается в меня сзади, и я, потеряв равновесие, вываливаюсь из вагона, едва не столкнувшись с каким-то замешкавшимся пенсионером, и двери за мной тут же закрываются.
— Черт!
Кручу головой, словно заблудившийся сурикат, но меня подхватывает толпа, и разглядеть в ней кого-то уже невозможно.
Хоть плачь. Упустила.
Шесть месяцев я терпеливо дожидалась «звоночка», и вот он снова стихает. И я уже знаю, что на этот раз ощущение пустоты будет гораздо мучительнее.
Охватившее меня разочарование перерастает в апатию, и я безвольно бреду в людском потоке к выходу. На работу я уже опоздала, теперь придется добираться на такси, горюя об упущенной возможности.
Эскалатор поднимает меня в огромный зал вокзала «Ватерлоо» — определенно не лучшее место для страдающих боязнью открытого пространства и толпы.
Направляюсь к выходу, но, проходя мимо стайки шумных подростков, краем глаза замечаю эдакое огромное джинсовое пятно.
— Попался!
Юнцы пялятся на чокнутую бабу, разговаривающую сама с собой.
Не обращая внимания на их смешки, слежу за здоровяком, проходящим через турникет к поезду. На табло высвечивается время отправления — всего через четыре минуты.
Любой разумный человек при сложившихся обстоятельствах сдался бы и отправился восвояси. Быть может, некоторым вопросам и вправду суждено оставаться без ответа. Однако лично у меня любопытство всегда брало верх над рассудительностью.
Бросаюсь к ближайшему автомату, покупаю билет и, буквально за минуту до отхода, проношусь через турникет и врываюсь в первый вагон.
До конечной станции около часа езды. Я плюхаюсь на одно из немногих свободных мест, и в голову мне одновременно приходят две мысли. Во-первых, мне прямо вот очень нужно в туалет, а во-вторых, до настоящего момента я даже не задумывалась, как подступаться к великану — если это вообще следует делать, разумеется.
Мне вспоминается одна из бесчисленных историй Эрика.
В начале девяностых до него дошли слухи о политике, якобы за взятки поднимающем в парламенте определенные вопросы. Эрик следил за ним несколько недель, и в один прекрасный вечер ему наконец повезло. Политик встретился с каким-то типом в баре в Сохо и обменялся с ним под столом конвертами. На тот момент Эрик еще не знал, что типом этим был лоббист Гэвин Уиттекер.
Эрик вел Уиттекера через весь Лондон, но в конце концов не выдержал и заговорил с ним, когда тот ловил кэб в Мейфере. Лоббист, разумеется, просто сел в машину и укатил. Потом Эрик жалел,
