же мы теперь?
— Не что, а кто. Мы — муж и жена. Так это, кажется, называется?
— Женечка! Моя Женечка!
— Заодно. За одно. Помнишь?
— Это когда мы объясняли Аэлите, что такое товарищ?
— Тогда. А если ты еще раз назовешь меня «товарищ Женя» или скажешь, что мы все это затеяли только для того, чтобы отвлечь внимание от Аэлиты, — то я возьму вот этот булыжник и заеду тебе по башке!
Булыжник и вправду был здоровенный. Но Тимур понимал: то, что Женя, его Женя сейчас сказала об Аэлите, — тоже правда.
Только кто же мог догадаться, что после того, как эти пройдут и им с Женей уже можно будет, облегченно вздохнув, разомкнуть неловкие объятия — они вместо этого вдруг кинутся друг на друга, как… как…
Женя гибко встала, потянулась — тут, на песке, при лунном свете было видно все-все, и Тимур в панике отвернулся.
— Смотри, — грустно сказала она. — Должен же ты хоть напоследок увидеть, что тебе досталось.
— Напоследок?!
— Ну да. Потому что сейчас мы оденемся и поплывем за Аэлитой. Туда, где Гейка всех нас сможет подобрать. Как же еще?
— Действительно, как же еще… — пробормотал Тимур.
* * *
Гейка греб яростно и целеустремленно. От весел он Тимура шугнул сразу: «Не умеешь ведь, только мешать будешь!», а к рулю успела проскочить Женя и вовсе не собиралась уступать кому-то это место. Так что дело себе Тимур нашел, только когда лодка зашелестела килем по песку: соскочил в воду, помог вытащить лодку на берег, затем помог выбраться девочкам… Конечно, только Аэлите, ну так ей и Женя помогала; а когда протянул было руку Жене, она, будто не заметив, перепрыгнула через борт не менее ловко, чем он сам. Как и не было между ними ничего только что. Или наоборот — потому, что было? Не хочет, чтобы это кто-нибудь заметил: Аэлита, Гейка?..
— Ну вот что, комиссар, — угрюмо проговорил Гейка, обращаясь к Тимуру едва ли не в первый раз после того, как они с Женей забрались в лодку. — Там мой дом — видишь, в окошке лампа?
— Твоего деда, Рахмона-аги, — кивнул Тимур. — Вижу, конечно.
— Рахмона-моллы, — еще более хмуро, сквозь зубы, поправил Гейка. — Я и сам не знал, пока сюда…
Тимур снова кивнул. Наверно, у деревенских людей еще в чем-то прежние понятия — и нет ничего особенного, что уважаемого старика тут называют «молла». Хотя странно вообще-то: на третьем десятилетии советской власти!
— Запомнил. Ассалам аляйкум, уважаемый Рахмон-молла — именно так и обращусь, да ты не бойся, не совсем же я дурак. Ну, пошли?
— Нельзя вам туда идти, — через силу выдавил из себя Гейка. — А ей, этой девчонке из… ну из оттуда — тем паче нельзя!
Все они одновременно посмотрели на Аэлиту. Ее лицо белело в ночи, как мраморное.
— Молла, — повторил Тимур.
— Я же не знал! — отчаянно прошептал Гейка — Гейдар Рахмонов, атаман здешних рахмоновцев, внук самого Рахмона-моллы. — Сперва даже удивился, отчего дед мне тут разрешил все организовать, как под Москвой у тимуровцев — у тебя то есть… Я тогда подумал — это хорошо, значит, дед теперь с нами всей душой! И его… его друзья тоже! Да у нас половина думает, как я тогда, в самом начале: и Али, который мне от тебя ракушку передал, и другие…
— Тот серп, такой большой — это на самом деле не пара к молоту, а полумесяц? — поинтересовалась Женя как ни в чем не бывало. Словно они в музее были сейчас и она попросила экскурсовода рассказать ей о каком-то значке на древнем знамени.
— Ну.
— Что ж ты девочке помочь согласился, адъютант? — холодно произнес Тимур. — Мог вообще на зов не откликаться. Мог сказать, что лодку подогнать не сумеешь. Но отозвался, пригреб, забрал нас всех… И куда ей теперь?
— Никуда. — Гейка смотрел в землю. — Но если она в наш дом войдет — это будет хуже, чем в никуда. Или если даже вы втроем войдете… Вот, возьми свою рацию. — Он зашарил по карманам, достал ракушку, протянул в пространство между Тимуром и Аэлитой — в результате взяла ее Женя. Да не просто взяла, а выхватила, как оружие у дезертира.
— Деду рассказывал? — Голос ее был строг и суров. Так, наверное, говорит ее отец, отдавая боевые приказы.
— Ни слова. — Гейка расправил плечи, теперь он смотрел на Женю прямо, глаза в глаза.
— Хорошо. И об остальном тоже не говори.
— О чем «остальном»? — Он даже нашел в себе силы усмехнуться, пускай криво. — О дельфине? О том, что она вдруг поднялась передо мной из-под воды, как ни один живой человек не может? Да такое даже можно и рассказать: дед просто решит, что я саташкан. — Гейка постучал себя костяшкой согнутого пальца по лбу. — Но лучше не расскажу. Вовсе незачем ему знать…
— Действительно незачем! — произнес незнакомый голос из темноты. Почти незнакомый.
Они изумленно повернулись все разом — кроме Аэлиты, которая, оказывается, давно уже смотрела в ту сторону. Больше всех ошеломлен оказался Гейка.
— Семеныч-ага?!
— И не только.
Тимур и сам уже видел, что не только: кроме старика на костылях, смутно запомнившегося по первому дню, с разных сторон подступили медленные тени. Прорваться, наверно, можно: они все — кто с костылем, кто в кресле с колесиками, а кто даже на такой платформе, на которой безногие ездят, отталкиваясь обтесанными чурками от земли. Но куда? И нужно ли?
Аэлита вдруг заговорила-запела, торопливо и непонятно — обе ракушки сейчас были у Жени в руке, она дернулась было поднести одну из них к уху, но передумала, протянула Семенычу. Тот принял их, внимательно посмотрел сперва на нее, потом на Тимура и снова повернулся к Аэлите. Выслушав, что-то ответил на том же незнакомом языке. Затем как-то необычно перехватил костыли — и коротко поклонился ей.
— Девочки и вправду неумны, — это он сказал уже Тимуру и Жене. — Они думали, что мы жаждем мести внучке Тускуба. Никому из них и в голову не пришло, что здесь, в краю магацитлов, у нас может быть иная цель: помочь дочери магацитла…
— А нам вы поможете, Семеныч-ага? — вежливо спросила Женя.
— Не ага, — улыбнулся старик. — И не Семеныч. И не помогу: лучше вам от нас теперь держаться подальше, даже забыть, что когда-то видели нас… и ее… А поможет вам тот, кого ты, девочка, позвала на помощь этой ночью.
— Я?! — выдохнул Гейка, все еще не опомнившийся от ошеломления. И тут же понял: — Я отвезу вас обратно, успею! Если
