– Правда.
– Понимаешь, о чем я? Ты, твоя личность настолько больше, чем твоя внешность, что она несущественна.
– А вы были замужем?
– Да, два раза. Мой первый брак оказался неудачным, еле выбралась из него, да еще и с потерями. Вышла замуж сразу после школы – только потому, что все вокруг твердили, как мне повезло: кто ж на такую уродину польстится, а тут нашелся благодетель! Да я и сама сначала так думала, а муж всеми силами поддерживал эту идею. Но лет через семь я повзрослела и поняла, что меня такая жизнь не устраивает. Не хотела быть приложением к успешному мужчине, чем-то средним между домработницей и наложницей, о которую вытирают ноги. И начала бороться. Долго боролась. Дочери было двенадцать, когда я ушла из дома. Нам пришлось очень трудно, дочь меня не слишком понимала и обвиняла в том, что я разрушила нашу жизнь. Она пару раз возвращалась к отцу и в конце концов перебралась насовсем. Это моя вечная боль. Мы, конечно, общаемся, но это трудно. Я могу ее понять: отец – обеспеченный человек, а я не добилась каких-то особенных высот. Впрочем, я к ним и не стремилась. У меня была другая цель: принять себя и обрести гармонию с миром. И мне это удалось. Я несколько раз могла выйти замуж, но претенденты мне не особенно нравились. А потом я наконец встретила своего человека. Мы прожили пять счастливейших лет. Но год назад он умер. И я еще не пришла в себя. Так что сейчас ты видишь перед собой нечто вроде руины, а не ту женщину, которой я привыкла быть…
Мы стали встречаться с Тамилой каждый день: по будням – вечером, в выходные – днем. Гуляли, пили кофе, лакомились мороженым, ходили в кино, один раз даже в зоопарке побывали. И говорили, говорили, говорили. Постепенно мы оба менялись: я обретал утраченную уверенность в себе, а Тамила расцветала и молодела. В ней появилось что-то чрезвычайно привлекательное, манящее, да и внешне она преобразилась: слегка похудела, стала тщательнее наряжаться и краситься. Даже походка ее изменилась. Мужчины часто оглядывались и провожали Тамилу взглядами. И вот в один прекрасный вечер я слегка опоздал в наше кафе. Войдя, увидел, что Тамила не одна за столиком: напротив сидел весьма импозантный мужчина, который с ней явно заигрывал. Впрочем, я не сразу узнал Тамилу. «О, какая красавица!» – подумал я и только потом осознал, кто это. Даже к столику подойти не сразу решился. Стоял, смотрел и… Неужели ревновал? Что-то со мной творилось странное, это да. Тамила оглянулась, заметила меня и поманила рукой. Я подошел.
– Ну вот, это мой ученик, – сказала она. – А вы сомневались. Так что простите, но ваше время вышло.
Мужчина поклонился нам и ушел, оставив визитку, которую Тамила рассеянно убрала в сумочку. Я уселся и, улыбнувшись, спросил:
– Ученик? И чему же вы меня учите? Жизни?
– Именно так. Пока что теории. Но, если захочешь, можем и практикой заняться.
Тамила посмотрела мне прямо в глаза, и я вдруг понял, о чем она говорит. У меня пересохло в горле, и я мог только кивнуть. Я не думал о разнице в возрасте, а ведь Тамила годилась мне в матери. Я видел перед собой красивую, невероятно притягательную и опытную женщину, собирающуюся учить меня – меня! – той самой науке страсти нежной, которую я считал для себя недоступной.
– Ты уверен?
Я снова кивнул.
– Ну что ж, тогда пойдем. Приглашаю тебя в гости.
Как мы добрались до дома Тамилы, я не помню. Зато все остальное… Нет, я не собираюсь делиться эротическими воспоминаниями, скажу только, что я оказался прилежным и понятливым учеником, сумевшим даже удивить свою учительницу, и довольно скоро. Наши отношения продолжались почти год, а потом постепенно сошли на нет. Встретились мы в начале апреля, любовниками стали в середине июня. Но уже в конце мая я опомнился настолько, что сумел оформить в университете академический отпуск, запасшись многочисленными медицинскими справками – тут-то и пригодились мои мигрени, которые, кстати сказать, с тех пор больше никогда меня не посещали.
Постепенно я осознал, что не хочу возвращаться на истфак. Перебрав разные факультеты, я некоторое время колебался между философским и психологическим и в конце концов выбрал психологию. Весной и летом я готовился, в августе досдал необходимые экзамены и в сентябре явился на первый курс психфака, где сразу же почувствовал себя как рыба в воде. Во-первых, к тому времени я уже почти преодолел свой внутренний кризис, а во-вторых, на фоне однокурсников я, пожалуй, выглядел одним из самых нормальных: как я понял, многие поступали только потому, что надеялись, изучив психологию, разобраться в себе самих – такое количество внутренних комплексов в одной компании еще надо было поискать! Кстати, я, придя в новую группу и желая начать новую жизнь, назвался другим именем. Так появился Теодор. Вернее, зародыш того Теодора, которым я стал впоследствии.
Я увлекся учебой, а Тамила через полтора года вышла замуж. Мы оставались друзьями до самой ее смерти, последовавшей в весьма преклонном возрасте. Надо сказать, что именно Тамила мало того что поспособствовала превращению Рике с хохолком в Теодора-Птицелова, но и невольно помогла мне осознать свое призвание. Случилось так, что я как раз был у Тамилы, когда внезапно приехала ее дочь, Татьяна, с которой мы были почти ровесниками. Я собирался сразу же уйти, но Тамила попросила меня остаться еще ненадолго – ей было неловко с дочерью наедине. Мы торжественно пили чай с привезенным Татьяной тортом, старательно преодолевая общую напряженность и даже смятение. Я понимал, что Татьяна не рада мне, и постарался стать как можно более незаметным, невольно впав в то странное состояние, в котором пребывал в кафе, когда познакомился с Тамилой. Я опять оказался в коридоре, ведущем от тьмы к свету, а потом словно взмыл над ним и увидел целый лабиринт, в котором находились Тамила и Татьяна: мать в самом центре, а дочь у входа. Я вдруг понял, что им нужно встретиться в центре и там перейти вверх на новый уровень, где и будет выход. Причем я знал, как провести Татьяну к матери. Это было потрясающее ощущение! Я прервал разговор матери с дочерью на полуслове и…
Честно говоря, почти не помню, что именно я говорил и делал. Факт, что они меня послушались. Позже Тамила сказала, что я выглядел как пребывающий в трансе шаман. Она по моей просьбе вышла из комнаты, а я остаток вечера работал с Татьяной. И на следующий день и еще целую неделю по вечерам я приезжал к Тамиле, чтобы помогать Татьяне преодолеть лабиринт. В конце концов они обе вышли к свету и обрели друг друга. Это был мой первый опыт целительства, еще неосознанного, стихийного.
Настоящим целителем я стал только лет через двадцать. Но всегда ясно понимал, что никакой моей заслуги в том нет. Я был всего лишь инструментом, чем-то вроде божественной лазерной указки или фонарика, светящего в нужном направлении. Я даже не мог назвать себя проводником, потому что никого никуда не вел. Я стоял сзади, за плечом пациента. Свой путь человек выбирал сам. Если он сворачивал в тупик, я оставался на перекрестке и ждал его возвращения, а когда он шел в правильном направлении, следовал за ним. Постепенно я понял некоторые правила, необходимые для достижения нужного результата, главное из них таково: человек должен ХОТЕТЬ исцеления. Именно так, большими буквами. Если пациент не имеет внутренней потребности, толку не будет. Но чтобы осознать это обстоятельство, понадобилось почти десять лет жизни и столько сил, терпения и душевного здоровья, что непонятно, как я вообще выжил.
