— О том, что с тобой случилось.
— Не ты же меня била.
— Но это произошло из-за меня. Я рассказала Тиму о нашей встрече, и он от ревности написал тебе записку, — пояснила она. И добавила: — Но я ничего о записке не знала до того, как тебя покалечили.
Я промолчал. Если она надеялась на понимание, то у меня в запасе его уже не осталось. Я опустил ложку в чашку, начал энергично мешать кофе. Энн протянула руку, чтобы коснуться меня, но я рявкнул:
— Не смей.
Она отшатнулась, будто ее укусили. Я сказал:
— Он приходил меня навестить, твой муженек. Он не захватил ни винограда, ни клюшки, но он хотел, чтобы мы обо всем забыли. Что ты по этому поводу думаешь, Энн? Должен я все забыть, может быть, заказать мессу и каждый хромой шаг посвящать душам, мучающимся в чистилище? Ты считаешь, я так должен поступить?
Лицо Энн исказилось от боли, каждое мое слово — а я говорил медленно — глубоко ранило ее. Она тяжело вздохнула:
— Джек, не мог бы ты… не мог бы ты забыть?
— Нет.
Она судорожно сжала руки:
— Если ты причинишь ему вред, я никогда больше с тобой не увижусь. Ты для меня умрешь.
Подошел человек и спросил:
— Вы такси заказывали?
Я кивнул и потянулся за тростью. Энн протянула руку, коснулась моей руки и взмолилась:
— Я умоляю тебя, Джек
Я наклонился поближе, и от запаха ее духов у меня закружилась голова. Сказал:
— Ты можешь кое-что передать своему мужу? Скажи, что его хоккейные дни остались в прошлом.
Я похромал за водителем. Тот спросил:
— Вам не надо помочь?
Я отрицательно покачал головой. Помощь, которая бы мне пригодилась, имела вкус «Джеймсона». Когда я уселся на заднее сиденье, таксист включил передачу, обругал шофера «скорой помощи» и поехал. Затем посмотрел на меня в зеркало:
— Это ваша миссис?
— Нет, это мое прошлое.
Он задумался и включил радио. Я узнал станцию, по которой передавали классическую музыку. Диктор сообщил:
— Разумеется, это был Арво Пярт, «Табула раса», а дальше слушайте «Великий пост».
Я пробормотал:
— Чего еще от тебя ждать, черт побери.
Но это была не обычная группа
анонимных алкоголиков.
Те, кому не удалось завязать,
сбившиеся с правильного пути,
явившиеся повторно, и те,
у кого мозги уже начисто высохли
и чей невроз не имел названия,
сползались вместе, чтобы найти
путь на этом гребаном собрании
или умереть.
Джеймс Ли Бёрк.
«Прыжок Джоли Блон»
Миссис Бейли засуетилась вокруг меня, говоря:
— Ой, Бог мой, только посмотрите, в каком вы состоянии.
Она хотела переселить меня в комнату на первом этаже из-за моей ноги, но я решительно воспротивился. Мне нравился мой номер, и я сказал:
— Мне полезно упражняться. Больше двигаться.
Джанет, наша горничная, расплакалась, обняла меня и запричитала:
— Мы думали, что вас убили.
Я вспомнил поговорку времен моей юности, хорошо действующую при переизбытке чувств:
— Сами знаете, нельзя убить плохого.
Я чувствовал, как ее слезы пропитывают мою рубашку, и это произвело на меня большее впечатление, чем я готов был признать. Здесь были пусть только осколки, пусть древние, но семьи.
Наконец Джанет меня отпустила и сказала:
— Вы так похудели, что стали похожи на парня из Биафры.
Для определенного поколения в Ирландии, несмотря на голод, случавшийся в мире в другие годы, Биафра навсегда осталась эталоном, возможно потому, что мы тогда впервые близко увидели несчастье, постигшее другую страну. Голод — это рана, которая формирует твою психику. Я наконец добрался до своей комнаты и с вздохом облегчения закрыл дверь. Джанет поставила в моей комнате букет цветов и положила коробку конфет.
Шоколадных.
Я невольно улыбнулся. Я бы убил за бутылку виски, а она принесла мне конфеты.
Календарь с пурпурным сердцем все еще висел на стене, вот я и решил проверить, какую мудрость он мне сегодня выдаст, бормоча про себя:
— Уж постарайся напугать.
«Господь, освободи мое сердце».
Значит, правда. У Господа есть чувство юмора, даже если Он выступает не всегда вовремя. Я закурил и включил радио. Буш говорил, что он должен бомбить Ирак ради своего папаши, а Джон Мейджор пытался оправдаться по поводу своего четырехлетнего романа с Эдвиной Карри. Потом местные новости: на школьницу напали по дороге в школу. Ей было одиннадцать лет. Среди бела дня какой-то мужик затащил девочку в аллею. Его все еще не поймали, но полиция прилагает все усилия. Я пошел варить кофе и едва не пропустил следующее сообщение. Студентка упала с лестницы, мгновенная смерть. Я замер, держа в руке фильтр, и вслух произнес:
— Что?
Но никаких деталей не сообщили. Метеорологи предсказали дождь и, возможно, грозу. Колено ныло, и я проверил, что из лекарств дали мне в больнице. Шесть обезболивающих таблеток Господи, да я уже был готов проглотить три, чтобы наступило забытье. Принял одну, запил ее кофе, достал свою адресную книгу, нашел номер, набрал его и услышал:
— Алло?
— Брид?
— Кто это?
— Джек Тейлор.
Она вовсе не была рада услышать мое имя и сказала:
— Вы снова назвали меня моим христианским именем. В принципе, это Ридж, хотя вы знаете, что я ненавижу этот английский вариант.
Она намеревалась устроить мне разнос, но я собрался и проговорил:
— Ладно, начнем сначала, Ник ен Иомаре. Ну, как, я заработал несколько очков?
Длинная пауза. Я подумывал, а не спросить ли, как поживает Маргарет, но решил, что моему делу это не поспособствует, поэтому дождался, когда женщина-полицейский спросила:
— Вы все еще в больнице?
— Вы будете счастливы услышать, что меня уже выпустили и я уже если не как новенький, то, по крайней мере, полон огня. Спасибо, что выбрали время и навестили меня. Откуда вы узнали?
Я представил себе раздраженный вид Ридж: мне довольно часто доводилось это лицезреть. Казалось, она постоянно на грани: едва сдерживает желание меня ударить. Да простит меня Бог, я получал удовольствие, поддразнивая ее. Она была такой, как выражаются американцы, «жопой с ручкой». Теперь она сказала.-
