В ней нимбы. Свежие будешь выдавать по средам. Понятно?
– Угу, – первый раз в жизни потеряла дар речи Минерва Петровна.
От сердитого светило так сильно, что слезились глаза. Но одновременно стало тепло и хорошо, как в детстве, когда ешь пирог, смотришь мультики. И каникулы.
– Вот веник. Тряпок из старых хламид надерешь. Нимбы песком не чисть, поцарапаются. Ну все. Я пошел.
Минерва Петровна щурилась и смотрела, как сердитый уходит куда-то в тоннель. Хотелось пойти за ним, и не просто пойти, а побежать, подпрыгивая от счастья, как новенький мячик.
Но она взяла себя в руки и окрикнула:
– Мужчина.
– Что? – не оборачиваясь, спросил сердитый.
– Мужчина, у меня там Падлик не жрамши.
– Присмотрим.
– А вы кто тут будете?
– Я тут бу-бу-бу! – неразборчиво донеслось эхо.
«Надо же. Сам Бубубу. Я его таким и представляла», – подумала Минерва Петровна и, опомнившись, гаркнула:
– Ходят тут по помытому!
Так Минерва Петровна самоназначилась правой рукой самого Бубубу. Такие дела, как говорят в раю.
Пысы про Падлика
Дописано по просьбе читателей.
Когда скорая уносила Минерву Петровну, Падлик сидел с той стороны окна и с ужасом смотрел, как незнакомые люди отчаянно ходят в обуви по любимому ковру старушки.
– Камикадзе, как есть камикадзе, – думал котик, натягивая купальную шапочку на глаза, чтобы не видеть, как сейчас хозяйка вскочит со смертного одра и устроит всем кровавый велосипед.
Нет ничего страшнее, чем кровавый велосипед. Хуже только четыре кровавых вертолетика, после них только одни лоскуточки остаются. Говорят, один гениальный хирург сшил какого-то мужика из кусочков обратно, как лоскутное одеяло. И этот печворк даже ходил потом на работу и вообще по городу. В суд хотел подавать на хирурга, что пипирку не туда пришпандорил, да еще и синими нитками.
«Если б хотя бы не синими!» – переживал мужик из лоскутков и в очередной раз спускал с себя штаны, чтобы не быть голословным. Все ахали, некоторые слабонервные даже падали в обморок и после не могли больше ни-ко-гда спокойно смотреть на синие нитки.
И документалка есть про это. «Франкенштейн», кажется, называется. Ее еще в детских садах СССР в сончас показывали, чтоб никто глазки открыть не смел вплоть до полдника.
Но прошло пять минут, и никто не вылетал с криками в окно, ничьи оторванные ноги и кишки не свисали с люстры, и никто не катился кубарем по лестнице.
Падлик выглянул из-под шапочки.
Квартира была пуста. Он хотел вернуться в комнату, но оказалось, что кто-то из заботливых соседей закрыл окно. А так как избавление от токсичной старушки оказалось для соседей праздником не хуже Нового года, то гулящего снаружи котика никто не заметил.
– МАМА! – сказал Падлик человеческим голосом и сразу резко вспомнил, что сидит на пятом этаже. На подоконнике чуть меньше его жопы.
И не жрал уже целый час, три минуты и 57 секундов.
Надо было что-то решать, поэтому для начала Падлик заорал так, что чуть не порвался по линии рта надвое.
Орать почему-то не помогло, хотя обычно работало.
Выхода было два.
Сидеть на загаженном птичками подоконнике, отпилить от себя одну ногу и питаться ей. Так один альпинист делал по телеку.
Или упасть вниз и поцеловать асфальт.
И только Падлик хотел выбрать что-то одно, как поскользнулся на свежей птичкиной какашке и полетел вниз.
– Ну вот и все, – подумал Падлик, пролетая мимо четвертого этажа. – Господи, как я мало пожил.
– Как жаль умирать таким молодым и красивым, – подумал Падлик, пролетая мимо третьего этажа.
Там между горшков с цветами сидела симпатичная рыжая кошечка, и они попрощались одними глазами. Кошечка так впечатлилась моментом, что накинула занавеску на морду, как траурную вуаль, и сбросила вслед Падлику самый тяжелый цветочный горшок.
– Как мало сметаны я съел. Надо было каждую ночь открывать холодильник лапой и жрать, жрать, ЖРАТЬ! – подумал Падлик, пролетая мимо второго этажа.
Страшно пахло асфальтом.
В этот момент на столе высокого, он же «каланча с крыльями», зазвонил степлер. Ну не было в Небесной Канцелярии телефонов, там ваще по чему хочешь звонить можно, обычно просто с потолка раздается свежий и сильный, как горный ручей, голос, и Бубубу раздает указания.
– Алоэ, – приложил к уху степлер высокий.
– Каланхоэ. Кот. Летит.
– Это шарада? Сейчас я расшифрую.
– Я говорю, если через полсекунды ты не поймаешь кота Падлика, Минерва Петровна в следующую среду выдаст тебе самый ржавый нимб и ночнушку меньше на пять размеров. Отбой.
– НЕ-Е-ЕТ.
Высокий ударился об пол, обернулся белым голубем и схватил Падлика за шкирку.
Оказалось, что кот Падлик состоял из широких костей, залитых чугуном, поэтому вниз теперь полетели вдвоем.
К счастью, Падлик догадался раскрыть купальную шапочку как парашют и приземление было мягким.
Тем более что упал он голубя.
– Ой, – сказал голубь.
– Ой! – сказала проходившая мимо будущая звезда ветеринарии, а пока девочка восьми лет по имени Клаша, и сгребла Падлика в охапку вместе с расплющенным голубем.
– Сойдет, – сказал Бубубу, глядя в подзорную трубу.
Так Падлик превратился в Ньютона, отрастил обратно всю шерсть, стал спать в кукольной кроватке и помогать делать математику.
А «каланча с крыльями» взял дни за свой счет и немного пожил в коробке из-под обуви, питаясь семечками. Потому что лучше лежать с градусником в клюве и с палочками от пломбира, прибинтованными к ножкам, чем среда.
Примерошная
Душа нетерпеливо впорхнула в примерочную.
– Наконец-то моя очередь! И кем я буду в следующей жизни?
Работник Небесной Канцелярии указал золотистым крылом на многочисленные вешалки:
– Выбирайте.
– Отлично-отлично, – душа начала шустро перебирать аккуратно висевшие на плечиках костюмы.
Выбор был огромнейший: женские обличья, мужские, гермафродиты, младенцы, карлики, уродцы и красавцы всех расцветок и стилей.
– Вот прекраснейший образец! Но почему веревка на шее? – душа по-хозяйски щупала нечто полупрозрачное и кружевное.
– Понравилось? Воплощайтесь. Модель – «Тощая поэтесса, удавившаяся от несчастной любви». Срок годности двадцать три года три месяца и один день.
– Маловато! – обиженно вякнуло эфемерное создание. – Куда ж это годится, с такой грудью и двадцать три года!
– Не нравится – не воплощайтесь, – с бархатистым дружелюбием ответил ангел, давным-давно привыкший к капризам воплощенцев.
– Мне нравится, но не все, – душа потеребила обрывок грубой веревки, свешивающейся с приглянувшегося экземпляра, и, вздохнув, перелетела к следующему варианту.
– А этот у вас что?
– Это «Мужчина, который снится всем».
– Красотища-то какая, однако. И рост, и размер… погодите, а што это у него под лопаткой торчит?
– Под лопаткой – кинжал, – охотно поделился информацией златокудрый смотритель примерочной.
