Он в одних узких трусах дрых, развалившись на всю кровать звездочкой.
Его лицо было безмятежное и ни капли привычной грубости. Губы в форме сердечка приоткрыты, и, чтоб меня, эти его мышцы… Крепкие бедра, дорожка волос, ведущая к самому интересному и интригующему. Кажется, я на грани изнасилования. Закралась мысля его привязать и воспользоваться положением, соблазнить и устроить дикие скачки.
Держи себя в руках, Уля! В руках.
Однако ничего не получалось. Ручки мои загребущие потянулись к мужскому телу. Наклонившись над ним, втянула запах. Запах мужчины! До чего же у него потрясный гель и одеколон! Феромоны там какие что ли?
Рука опустилась на его каменную грудь.
Чуть-чуть! Только потрогаю и все. Честное пионерское! И пофиг, что пионером я никогда не была.
Пальцами нежно провела до пресса, как вдруг мою руку схватили в тиски.
— Какого черта ты делаешь? — уставился на меня ошарашенно Дима.
Глава 7
— Пытаюсь прикоснуться к прекрасному, — ни разу не смутившись мило ответила, взмахнув ресницами.
Может после сна он более сговорчивый?
Его пресс напрягся и, конечно же, я вперилась своими бесстыжими глазками туда, куда обычно приличные девушки не смотрят. Но я и не былв приличной.
— Ф-фролова, — рявкнул. Он настолько обескуражен моей прямотой, что не смог подобрать слов.
— Да ладно тебе, Синицын, — томно прошептала, наклоняясь. — Не строй из себя монаха. Дай своей руке сегодня отдохнуть.
Вы же в курсе, чем занимаются парни, когда остаются одни?
Нужно брать пока горяченький, поэтому, не теряя ни секунды, прильнула к нему, жадно впиваясь в эти сахарные губы. Губы мечты. Зацепила игриво зубками, но тут же меня за плечи отстранили.
— Фролова, — бешено выплюнул, подскакивая, будто к нему сзади кто-то пристроился, но я-то точно была спереди. — Ты хуже любого похотливого мужика! — негодующе вскрикнул.
— Сказал мужик, у которого встал, — хищно оскалилась, разглядывая его ожившее «хозяйство». Надо же, живой!
Внизу живота приятно потянуло. Моя девочка буквально затрепетала от счастья.
— Это просто реакция организма, — пробормотал он, проводя рукой по лицу, словно смахивая с себя наваждение.
— А тебе что, чувства надо? — издевательски хохотнула, подступая ближе.
Осталось еще чуть-чуть дожать…
Но Димка от меня тотчас же отскочил, как от прокаженной.
— Я в душ, а потом нам нужно серьезно поговорить, — отчеканил, а затем юркнул за дверь, буквально сбегая от меня.
В этот же момент моя девочка, обливаясь слезами, кричала: «Не-ет!».
Я разочарованно поплелась на кухню, думая о сегодняшней встрече с фотографом. Сможет ли он утолить мой голод, после того, что я имела счастье наблюдать?! Меня терзали смутные сомнения. Оставалось надеяться, что я не затрахаю его до смерти, пардон за мой французский.
И все же… Я первая кто был так близок к неприступной крепости. Первая из всех «охотниц». Возможно, и была та счастливица на свете, что покорила этого парня.
Может быть даже не одна, но Синицын в нашем городе жил всего два года, а его прошлое было окутано темным мраком. Не девственник же он, в самом деле!
А может, он действительно из чувствительных мальчиков? Вот умора!
Когда он зашел на кухню, к моему глубочайшему сожалению, полностью одетый, то сел аккурат напротив меня. Со своим этим выражением лица, аля серьезный босс, отчего я насторожилась.
— Мы выяснили, что тебе есть, где жить. Поэтому, думаю в свете последних событий тебе лучше переехать.
Опять двадцать пять!
В его голосе прозвучало твердое намерение меня вышвырнуть. Чтоб ему икалось днем и ночью!
— Если я отсюда уйду, то только вперед ногами!
— Договорились, — бодро кивнул, встал и, с легкостью перекинув меня на плечо, потащил к выходу.
— А ну пусти! Пусти! — верещала, хватаясь за все подряд.
Синицын, отодрав меня от косяка, донес до двери, открыл и, забавляясь, усмехнулся:
— Вперед ногами, говоришь?
— Не смей! Слышишь, не смей! — схватилась за шкаф, когда тот бесцеремонно потащил меня через дверь. — Да чтоб тебе пусто было! — отодрал все-таки меня. — Я тебе, скотина ты бесхозная, эти самые культяпки оторву и ими же задушу! Упырь!
Но куда там мне против его-то твердолобости. Упрям, как сам бык. Вперед ногами таки выволок, на пол поставил и захлопнул дверь перед моим носом.
Я от такой наглости аж дар речи потеряла, а когда нашла, то стены от моего разгневанного крика сотряслись. Дверь от оглушительных ударов затряслась, а соседи тут как тут повыскакивали, уши развесив.
— Малахольная, я щас милицию вызову! — заорала соседка сверху, что стремглав спускалась по лестнице. — А еще приличный дом, называется! Тьфу ты, безкультурщина!
Громко топая, женщина спустилась. Чванливо поправив свои тонкие очечи, оценивающе пробежалась по мне глазами, скривилась и обронила:
— Дорогая, здесь вам не караоке, чтоб так горлопанить. Голос у вас, позвольте, жуть какой противный.
Повернувшись, оглядела мадам в полный рост. Высокая, изморенная диетами, а оттого тощая и обиженная на весь мир. На белом свитере шерсть — однозначно кошатница, а, учитывая, что так шустро сунула свой пятак в чужое дело, — разведенка или же одинокая.
Я бы и рада с ней спорить, но лучше чем наживаться врагами — заводить союзников. Потому и выдала истеричное:
— А меня муж домой не пускает!
Тут ее брови грозно сошлись на переносице, лицо побагровело и мне оставалось лишь сказать: «Фас!», дабы от Синицына остались одни рожки да ножки.
— Бьет, изменяет! — подлила масла в огонь. — Вещи выкидывает, — соседка засопела, — и маму мою видеть не хочет! — добила ее.
В следующую секунду мы уже
