– Кто, завод? – без энтузиазма пробормотала я, спотыкаясь о коробку с какими-то то ли печеньями, то ли весьма своеобразными шоколадными лебедями.
– Да нет, – раздраженно отмахнулась Зои, щелкая пальцем по экрану. – Я вообще-то про Кэри.
– А по-моему, не очень, – я присела на вертящийся стул специально, чтобы к монитору быть лишь в пол-оборота. – Ты используешь рабочий компьютер, чтобы пялиться на мужиков?
И как она только отслеживает его, Ланкмиллер непубличная вроде персона.
– Мы его почти и по назначению-то не используем, пусть хоть так, нечего мне тут, – управляющая снова обратила свой взор к томно мерцающему монитору и твердо констатировала: – Обожаю мужчин в костюмах.
– Ага, а еще лучше без костюмов, – передразнила я, краем глаза кося в монитор, где обретался Ланкмиллер во всей своей красе и окружении каких-то презентабельных деловых мужиков, местами лысых. И тут мне от него не скрыться, ну что за напасть.
И так сегодня целый день душа не на месте. Будто холодно. У Кэри острые глаза, в них сухая трава, металл, стекло, наждачная бумага. На моей памяти они бывали красивыми только тогда, когда он смотрел на Элен. В них просыпалось и ширилось большое тепло, будто сама жизнь.
– М-м, Зои… раз уж мы заговорили о Ланкмиллере… В общем, он назначил мне встречу сегодня, в половине второго. Придется отойти. Не знаю, насколько.
– О, так он еще не совсем забыл о твоем существовании? – она удивленно, немного игриво приподняла бровь.
– К сожалению.
– Иди, – пожала плечами Зои, – отработаешь, когда вернешься.
Значит, по приблизительным расчетам, я вернусь домой только после полуночи. Что ж, ближе к вечеру здесь гостей будет еще больше, для управляющей это выгодная сделка. Зои своего не упустит.
Я потерянно огляделась и выскользнула из подсобки.
«Атлантик», построенный больше века назад, приковывал к себе взгляды, тут не заблудишься, свернув не туда, не пройдешь мимо, когда пункт твоего назначения видно почти из любой точки города. Знающие люди говорили о нем исключительно с придыханием. Я не успела переодеться из официантской формы и теперь жалела об этом, потому что не вписывалась в здешние интерьеры и этим привлекала к себе внимание.
Хотя стоя на четырнадцатом этаже у двери с номером 23, я беспокоилась о другом.
За то время, пока Ланкмиллер отсутствовал в моем мире, сознание развоплотило его, превратило в эфемерное гипотетическое существо, мало общего имеющее с реальностью. Он казался таким далеким, какими обычно кажутся люди, о существовании которых мы лишь слышали, но никогда с ними не встречались. Теперь же мне предстояло почувствовать его осязаемость всем живым, что еще осталось во мне. И это немного выбивало из колеи.
На выдохе я резко нажала ручку, толкнула дверь, оказалась внутри даже быстрее, чем это поняла. Кэри сидел на кровати лицом к двери, так что выскочить обратно и попробовать еще раз, более грациозно, не пробовать вообще – все это не слишком мне подходило. Пришлось остаться, хотя я напоролась на него, как на нож.
– Ты опоздала на пять минут.
– Прошу простить мне мою непунктуальность, господин Ланкмиллер, – ирония вышла уж слишком едкой, мне бы язык прикусить.
– Что с лицом?
Пришлось снова прятать усмешку, уставившись в пол. Возможно, я представляла мучителя куда более грозным, чем он являлся на самом деле. На все случаи жизни только два вопроса: «Что с голосом?» да «Что с лицом?»
– Да я тут, видите ли… страдаю от несчастной любви к одному красавчику-морячку, который сегодня намылился в дальнее плавание. Мне вроде как от этого грустно. Ноет где-то вот здесь, – я положила ладонь на сердце, от всей души наслаждаясь своей дешевой актерской игрой.
Интересно, если Ланкмиллер примет это за чистую монету, он меня прибьет? И по факту несуществующего морячка найдет и – тоже?
Но Кэри в ответ насмешливо фыркнул.
– От тебя кто угодно намылится в дальнее плавание. Я вообще сильно сомневаюсь в твоем умении любить.
– Когда-нибудь ты прекратишь говорить мне такие вещи и тебя инфаркт хватит, – огрызнулась я зло и тихо. – Если мне крышу не срывает конкретно от тебя, от всех твоих родственников, от твоих ошейников, это еще не значит, что мою способность на теплые чувства надо ставить под сомнение.
– Ты когда-нибудь любила? – он задал этот вопрос в лоб.
– Нет. Зачем ты спрашиваешь вообще?
– Подумал, может, ты хотя бы знаешь, как это.
– Любовь не делает тебя особенным, Кэри, она не делает тебя хорошим.
– Вполне может быть.
Наш маленький обмен любезностями прервался, и только тогда я наконец собралась настолько, чтобы взглянуть на мучителя хотя бы искоса. Взглянуть и вдруг обнаружить себя в смятении. Было в нем что-то тревожащее, такой отпечаток усталости, которого я не видела раньше. Как будто за ним стояли бессонные ночи, бесчисленные бутылки виски, может, даже сигареты под утро и мысли, словно сухая трава, килотонны не дающих покоя смыслов и мелочей. Видимо, локальное противостояние с «Зубом» проходило не очень. Может, потому Кэри и пропадал.
Ух, господин Ланкмиллер, это мне впору спрашивать, что с лицом.
– Расскажешь, зачем я здесь? – прошла к нему и остановилась рядышком у кровати.
– Хотел поболтать насчет твоего поведения.
– Ну, полагаю, хорошей наложницы из меня не выйдет. Но все же хотелось бы знать, что не так.
– Я мог бы начать перечислять еще от самой Виктории, но уже то, что ты стоишь передо мной в этой форме, прекрасно отвечает на твой вопрос. Кстати, сними ее. Одежда тебе не понадобится для этого наказания.
– Отшлепать меня собрался? – по губам скользнула безрадостная усмешка.
– Какая проницательность.
Меня словно кипятком окатило изнутри. Внезапно с поразительной ясностью пришло осознание.
Он не шутит.
– Ну, хорошо, – расстегивая верхние пуговицы официантской формы, я все еще пыталась храбриться. – Если тебе так будет легче…
– Тебе так будет легче, – оборвал Кэри.
Тогда я не поняла, что он имел в виду, но пальцы все равно задрожали от звуков ланкмиллерского голоса, и от этого управляться с пуговицами стало сложнее.
Уйми прерывистое дыхание, отстегни передник, прекрати пялиться на его руки. Это гораздо сложнее теперь, когда он завернул рукава.
Кэри не мог знать, что я думала об этом, он ведь еще не читает мысли. Хотя иногда кажется, что читает.
Сознание начало подтаивать по краешку, потекло как расплавленный шоколад. Следом настигла слабость в коленях. Форма соскользнула к ногам, и я неуверенно переступила, ожидая приказаний, чувствуя, как сердце в груди заходится.
