14
Перри Дентон отправил в рот таблетку, пять миллиграммов успокоительного, запил двумя глотками кофе без кофеина. Не так уж это необходимо, но помогает расслабиться. Если надо, он бросит принимать в любую минуту. Но сейчас наступило сложное время.
Телефон зазвонил в шестой раз. Он раздраженно снял трубку.
– Когда ты будешь дома, Перри?
– А что случилось?
– Ты забыл, что у нас гости?
«Конечно, забыл. Где эта чертова секретарша? Я же просил не пропускать звонки от жены».
Из головы не выходило утреннее совещание с федералами. Хорошо, что они подключились к расследованию, но еще лучше, если бы они совсем забрали его себе. Прежде чем газетчики пронюхают, что в городе орудует маньяк.
– Я буду дома поздно. У меня дел выше головы.
«Какого черта? Ведь я администратор. Мое дело – надзирать за работой всех подразделений полиции Нью-Йорка, а не вникать в подробности каждого преступления. Вот этот псих почему-то решил прикончить двоих, черного и латиноса. Ну и ладно. Так нет, он за компанию прихватил еще и студента. Белого, но самое главное – из богатой семьи. Шум обеспечен».
– Во сколько ты придешь, Перри? – Певучий голос жены прервал его размышления. – Мне неудобно постоянно искать для тебя оправдания.
– И не надо их искать! – Дентон швырнул трубку. – Дениз!
В дверях кабинета возникла грузная женщина.
– Где вы? Почему у меня все время звонит телефон?
– Я была в коридоре, сэр. Вы же сказали, что нужно срочно скопировать документы.
– Да, конечно.
Дентон вздохнул, взял у секретарши бумаги. Подождал, пока она закроет за собой дверь, затем внимательно посмотрел на записанный на листочке-стикере номер телефона. Разумеется, это рискованно, но иного выхода нет. Он уже запустил механизм, перевел половину требуемой суммы на указанный счет. Осталось купить дешевый сотовый телефон и сделать последний звонок.
Моника Коллинзе пользой провела вечер. Внимательно изучила материалы дела: отчеты, результаты вскрытий, баллистической экспертизы, описания предметов, обнаруженных на местах преступлений, рисунки. Выпила три чашки кофе. Отправила запросы коллегам в Квантико, но особых надежд получить быстрый ответ не питала. Сейчас там все силы были брошены на Оклендского Снайпера, который за полгода пристрелил шестерых. Она слышала, что курирующего это дело агента отстранили и перевели в какое-то захолустье.
Моника надеялась, что с ней подобного не случится. Университет, аспирантура, потом восемь лет бумажной работы в Квантико. Ее сверстницы выходили замуж, заводили детей, а она лишь недавно решилась подняться из-за письменного стола и перейти на оперативную работу. Данное дело давало ей реальный шанс выдвинуться. Пока все шло неплохо. Монике нравилась квартира, которую ей предоставило манхэттенское отделение ФБР. И город тоже нравился. Но особенно ей приглянулся шеф полицейского управления Перри Дентон. Такие мужчины редко обращали на нее внимание, а точнее – никогда. Конечно, это могло быть продиктовано интересами дела, но Монике почему-то так не казалось.
Она бросила взгляд на пробковую доску на стене, куда прикрепила фотографии убитых и копии рисунков.
Монику интриговали серийные убийцы, особенно красивые. Такие, как Тед Банди и Джеффри Дамер. Их побудительные мотивы одновременно ужасали и приводили в восторг. Долгое время ее любимцем оставался Банди, пока она не прочитала о юноше, отождествлявшем себя с Тигренком Тони, из нашумевшего дела двухлетней давности о Дальтонике.[18]Она навестила его в лечебнице для душевнобольных преступников. Исключительно с познавательными целями. Но никогда не забудет его почти девическую красоту, потрясающие холодные голубые глаза, чарующую, вызывающую тревогу улыбку. Лишь одно воспоминание о нем вызвало у Моники трепет и еще какие-то странные эмоции, которые не хотелось анализировать.
Моника Коллинз снова посмотрела на рисунки убийцы, О нем не было известно ничего, кроме того, что он живет где-то здесь, в городе, умеет рисовать и обращаться с оружием. Она поручила двоим своим подчиненным агентам, Ричардсону и Арчеру, искать по бумагам налоговой полиции трех ближайших штатов бывшего военного, работа которого была хотя бы в отдаленной степени связана с живописью, дизайном или архитектурой. А также студентов и преподавателей местных художественных училищ. Может, что-нибудь удастся найти, хотя обычно не удавалось. Она это знала.
Моника зевнула. Пора ложиться спать.
Психологический портрет убийцы пришлют из Квантико не скоро. Сейчас главным приоритетом для Бюро являлась национальная безопасность, на это уходили основные средства. Рассчитывать ей придется лишь на двоих помощников и сотрудничество группы детектива Руссо. От этой своенравной женщины неизвестно чего ждать. Моника читала ее личное дело и знала, что несколько лет назад Руссо провалила расследование. Так что если она начнет вставлять ей палки в колеса, придется об этом напомнить.
Моника Коллинз откинулась на спинку кресла и привычно полюбовалась ногами, которые считала своим главным достоянием. На следующее совещание с Дентоном надо обязательно надеть юбку.
15
– Я ничего не видела. – Престарелая миссис Адель Рубинштейн, немного похожая на мою бабушку Розу, поджала губы, обильно накрашенные вишнево-красной помадой. – Полицейские меня расспрашивали, и я им все рассказала. Больше мне добавить нечего. – Она бросила взгляд на Терри Руссо: – А на вас даже нет формы.
– Я же вам объяснила, мэм. Я детектив. Мы форму не носим.
Старуха пожала плечами.
– Понимаете, мэм, – Руссо отчаянно пыталась сдвинуться с мертвой точки, – это важно для расследования. Все, что вы…
– Я ничего толком не видела! – прервала ее старуха. – До того места был чуть ли не квартал, а зрение у меня не то, что раньше. Да, я заметила, что на земле лежит человек, а над ним наклонился кто-то. Но это все. Больше мне сказать нечего. Вы же не хотите, чтобы я выдумывала? – Она сложила руки на груди и насупилась.
Пришлось мне изобразить милого еврейского мальчика. Ничего не поделаешь.
– Миссис Рубинштейн, – я приветливо улыбнулся, – вы не возражаете, если я вмешаюсь в беседу?
Старуха пожала плечами. Моя улыбка на нее не подействовала. Пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию.
– Моя мама, Джудит Эпштейн, всегда в таких случаях говорила…
– Вы Эпштейн?
– Да, – ответил я. – Вернее, мой отец латиноамериканец, но мама стопроцентная еврейка.
Адель Рубинштейн посмотрела на меня с интересом.
– Надеюсь, вы понимаете, что еврейская линия идет от матери. Так что кто отец… – она взмахнула рукой, – значения не имеет. Вы еврей.
