Глава 3
— Я думаю, гости простят нас, если мы их на минуту оставим. — Петр Иванович Щукин поднялся из-за богато сервированного стола. — Сами понимаете, праздник праздником, но у людей военных отдых никогда полным не бывает. — Он улыбнулся, извиняясь, и развел руками. — Мы с Лешей отлучимся на минуту.
— Так всегда, — притворно вздохнула Марго. — Знала бы, никогда бы за него замуж не вышла. В Новый год и то дела.
— Марго, Марго, — пробормотал Петр Иванович с легкой укоризной, наклонился и чмокнул жену в шею. — Я надеюсь, нашего гостя не смущает столь открытое проявление чувств? — Он улыбнулся Володе еще шире, по-дружески, как старому приятелю. Владимир Андреевич Прибылов улыбнулся в ответ.
— Ничего-ничего, все в порядке.
— Мы сейчас вернемся. Петр Иванович затопал вверх по лестнице на второй этаж, Саликов зашагал следом. По телевизору четверо «на-найцев» распевали свой суперпопулярный шлягер с глубокомысленным текстом о шляпе, упавшей на пол. Антонина Сергеевна, глядя на экран, покачала головой.
— Эти ребята такие душки. Обожаю их. А вот Леша эстрадную музыку не любит совсем. В крайнем случае что-нибудь старое слушает. «Машину времени», например.
— Мужчины ничего не понимают в искусстве. — Маргарита Иннокентьевна махнула рукой. — Тонечка, ты же знаешь: военные — люди неромантичные. Им подавай субординацию, четкие планы. Все должно быть расписано на неделю и по минутам. В их внутренний мир искусство просто не умещается.
— Не скажите. — Прибылов замялся, не зная, как обращаться к Маргарите Иннокентьевне.
— Марго. Можно просто Марго, — улыбнулась женщина.
— Ага, хорошо. — Возможно, еще сегодня днем Володя не позволил бы себе такой вольности, но сейчас, когда выпитая водочка приятно взбадривала тело и туманила сознание, заволакивая его золотистой пургой, он перешел на «ты» без малейшего труда. — У нас в академии есть один парень, полковник, откуда-то с Дальнего Востока, так все знает, о чем ни спроси. Театрал завзятый. Как ни приедет в Москву, так обязательно на один-два спектакля сходит. Антонина Сергеевна засмеялась.
— Хорошо иметь такого мужа. Не будешь чувствовать себя идиоткой в большой компании.
— Тонечка, не прибедняйся, — одернула ее Марго. — Твой Лешка и так в порядке. Бабы на него до сих пор оборачиваются. Да и поговорить умеет. Начитанный он у тебя.
— Ну-ка, голубушка, признайся честно, не завидуешь ли ты мне?
— Еще как завидую! — Марго захохотала.
Оказавшись в кабинете, Петр Иванович плотно прикрыл за собой дверь. Он мгновение постоял неподвижно, прислушиваясь к женскому смеху, доносящемуся из гостиной, а затем повернулся к Саликову.
— Присаживайся, Леша, присаживайся. Разговор есть.
— Это я уже понял. Алексей Михайлович подошел к огромному, как летное поле, рабочему столу Щукина, сел в шикарное кожаное кресло и не мигая уставился на лампу под салатовым абажуром, озарявшую кабинет приятным мягким светом. Петр Иванович обогнул стол и уселся на свое обычное место — в такое же кожаное кресло, только гораздо более старое и потертое. Оно заскрипело, но не трухляво и жалко, как развалина, а благородно, словно подчеркивая свою аристократичность. Петр Иванович хлопнул по мягкому подлокотнику крепкой ладонью и задумчиво произнес:
— Какую мебель раньше делали, а? Не то что сейчас. Из отечественного так вообще выбрать нечего. Все приходится из-за границы везти. Алексей Михайлович пожал плечами.
— Импортное надежнее, — рассудительно произнес он.
— Ну, бог с ним. — Петр Иванович переложил на столе какие-то бумажки, а затем спросил без тени улыбки: — Как у тебя дела-то, Леша? Саликов пожал плечами еще раз.
— Смотря что вы имеете в виду, Петр Иванович.
— Ладно-ладно, со мной можешь не юлить. — Щукин откинулся в кресле, вольготно вытянув ноги. — Ты понимаешь, о чем я. Алексей Михайлович понимал.
— Все в порядке, — ответил он спокойно и ровно, думая о чем-то своем. — Вам не о чем беспокоиться, Петр Иванович. Все в полном порядке.
— Мне не о чем беспокоиться? А тебе? — Щукин посмотрел на гостя. Взгляд его вдруг стал цепким, внимательным.
— А мне есть, — невозмутимо произнес Саликов, хотя в голосе и промелькнула легкая напряженность. — Мне, Петр Иванович, много о чем беспокоиться нужно.
— Например? Ты скажи, может, вместе что придумаем. Может, помогу чем. А то, я смотрю, ты меня совсем со счетов сбросил. Что скажешь, Леша? Они оба превосходно понимали, о чем говорят. Но даже здесь не называли вещи своими именами.
— Это вы, я смотрю, меня со счетов списываете, — размеренно и спокойно ответил Саликов. — Вместе с Сулимо крутите какие-то дела за моей спиной, а потом ставите перед фактом. На, мол, Алексей Михайлович, радуйся.
— Ты о чем это, Леша? — нахмурился Щукин.
— О танках, Петр Иванович, о танках, — тихо и внешне равнодушно ответил Саликов. Он достал из кармана пиджака носовой платок, извлек соринку из глаза, сложил платок и вновь спрятал его в карман. — О танках и БМП, которые вы мне пригнали две недели назад.
— А-а, ты об этом…
— Об этом, Петр Иванович, об этом. О чем же еще?
— Что за тон, Леша?
— А вы чего ожидали, Петр Иванович? — Саликов вдруг наклонился вперед, посмотрел Щукину в глаза и добавил зло, с нажимом: — Думали услышать заверения в вечной любви и верности? Так мы не красны девицы, Петр Иванович. Зачем вам понадобилась бронетехника?
— Не твоя забота, Леша! — резко ответил Щукин. — Тебя данный вопрос не касается! Твое дело — выполнять указания начальства! Сказано — делай.
— Да, меня, конечно, не касается. Я всего лишь исполнитель. — Алексей Михайлович откинулся в кресле и вновь заговорил спокойно, даже чуточку безразлично: — Именно это я и скажу на комиссии Генштаба. Мол, мое дело — выполнять приказы руководства.
— Да ты, Леша, никак пугать меня вздумал?
— Ну что вы, Петр Иванович. Мне ли вас пугать. Я так… рисую перспективы на будущее. Чтобы потом не удивлялись. Щукин пожевал безвкусный кондиционированный воздух, недобро глядя на гостя, и протянул пасмурно:
— Не понимаю я тебя в последнее время, Леша. Что-то ты крутишь. Вот и люди говорят: забываться стал. Большим начальником себя почувствовал. Смотри, как бы падать долго не пришлось. Или ты, может быть, думаешь, что я без тебя не обойдусь? Так у нас в стране незаменимых нет. Вон того же Сулимо посажу на твое место. Или этого Володю. Прибылова. Он, думается мне, счастлив будет.
— Ваш Сулимо — мясник. Он руками работать мастер, а головой… Что касается Володи… Счастлив-то он будет, тут вы, конечно, правы. Вот только долго ли? Молод еще Володя для таких дел. У него глазки-то от жадности разбегутся, вы еще и чай допить не успеете, а в дверь уже люди из прокуратуры постучат. — Саликов говорил скучно, тем самым тоном, которым взрослые объясняют детям совершенно очевидные вещи. — Так что вместе нам падать придется, Петр Иванович. Всем. Стаей. Вы же меня не спросили, когда состав с танками в Новошахтинск погнали. Вас не заботило, как я его оттуда на базу перегонять стану. Вас же не волновало, где и как мне укрывать тридцать пять единиц бронетехники. Вас не заботит, что скажут технари. — Щукин смурнел все больше. — А то, что мне пришлось ветку надстраивать лишний раз, это как? Ведь она почти наверняка «засветилась», а значит, «засвечена» и сама база. Да и состав вы «засветить» умудрились… Кстати, о людях… Это ведь идея Сулимо? Я имею в виду технику. Сулимо? Щукин пожевал губами, подумал, кивнул:
