Или, может быть, он уже вспомнил достаточно много, чтобы ответить на ласку? Стоит только представить, как я зарываюсь руками в его волосы и утыкаюсь носом в шею, как внутри разливается что-то теплое, почти горячее. Эта волна подхватывает меня, как маленькую шлюпку, и несет с огромной скоростью в океан голубых глаз. Течение слишком сильное — на спасение нет шансов, а я и вовсе не хочу спасаться.
Наверное, я слишком бесцеремонно пялюсь, потому что замечаю на себе прищуренный взгляд Хеймитча, и отвожу глаза, чувствуя, как румянец покрывает щеки.
В остальном завтрак проходит без происшествий, а по его окончанию Пит спрашивает, что испечь для меня. Почему-то начинаю дико волноваться и говорю, что мне без разницы. Пит кивает и уходит к себе, крикнув Хеймитчу, что ждет его к двум часам.
— Что скажешь? — с самодовольной улыбкой интересуется ментор, а я только пожимаю плечами. — Неужели совсем ничего?
— Ты к чему-то клонишь, Хеймитч?
— Да нет, просто так… — он мечтательно улыбается и откидывается назад на своем стуле. — Показалось, что заметил какой-то удивительно знакомый взгляд, которого уже не было тысячу лет.
Вопросительно поднимаю бровь, а ментор только поднимает руки и встает со своего места.
— Говорю же, видимо, показалось.
Кажется, начинаю краснеть, поэтому делаю вид, что собираюсь помочь Сэй с посудой, а потом быстро ретируюсь в свою комнату.
Лежу на кровати и смотрю в потолок, пока сердце учащенно стучит, оповещая меня о чувствах, которые я всегда боялась испытывать.
Откровенно говоря, я веду себя как глупенькая девочка, выстраивающая воздушные замки от одного только взгляда на объект обожания. Жизнь меня совершенно ничему не учит, но это такое прекрасное ощущение! Оно переполняет изнутри, но это не то чувство, когда в маленький кувшин вливают океан страданий. Нет, это совсем иначе. Сердце переполняется чем-то добрым и теплым и как будто увеличивается в тысячу раз, впитывая каждое слово, каждый взгляд и жест. По всему телу возникает легкость — вот сейчас дунет ветерок и унесет куда-то далеко-далеко.
Пусть лучше снова будет так больно, что потребуются таблетки Хеймитча, чем перестать это чувствовать.
Встаю с кровати, обхватив себя руками, и плетусь к окну. Сегодня в два часа мне может повезти снова.
***Так проходят следующие три недели. Каждый мой день состоит из того, что я либо готовлюсь к завтраку, либо смиренно ожидаю следующего. Утром мы встречаемся все вместе, иногда Пит даже перебрасывается со мной парой фраз. Он задает много вопросов, мы на них старательно отвечаем. За все завтраки у него случилось только четыре приступа. Во время первого я ужасно напугалась, но Хеймитч сжал мою руку и отрицательно покачал головой, чтобы я ничего не предпринимала. И в самом деле, Питу удалось научиться переживать это без вреда для окружающих. Но после окончания приступа он всегда теряет всякое настроение и даже аппетит, они выматывают его не хуже, чем меня кошмары.
Однажды у нас с Питом все-таки случается диалог, после которого я понимаю, насколько глубоко удалось забраться Капитолию в его мозг. По телевизору, который играет фоном во время завтрака, рассказывают про открытие большой галереи искусств в Тринадцатом дистрикте. Хеймитч интересуется, не предлагали ли Питу отправить туда свои картины.
— Предлагали, но у меня ни одной не осталось, — равнодушно отвечает Пит. Я вспоминаю закрашенные холсты и невольно ёжусь.
— Почему не нарисуешь новые?
Он ненадолго задумывается, прежде чем ответить мне.
— У меня больше не получается. Не знаю, как я это делал раньше. Даже не могу представить, как можно придумать сюжет картины.
— Раньше ты рисовал свои кошмары, — я вспоминаю наш разговор однажды в поезде. — Это помогало тебе с ними бороться.
Он искренне удивляется моему ответу.
— Очень странный метод борьбы с кошмарами — окружить себя их изображениями и наяву.
Пожимаю плечами и спрашиваю:
— А как борешься сейчас? — начинаю переживать, что вопрос слишком личный, чтобы обсуждать его за завтраком с Сэй и Хеймитчем, но Пит спокойно отвечает.
— Никак. Все бесполезно. Стараюсь спать утром или днем, потому что ночью тяжелее проснуться. А когда просыпаюсь, все равно еще долго пытаюсь понять, где реальность, а где сон.
— И как понимаешь? — тихонько спрашивает Сэй.
— Во сне все легко и понятно, а в реальности в голове такая каша, что невозможно на чем-то сфокусироваться.
После этой фразы все надолго замолкают, чтобы переварить услышанное. Я лично безуспешно пытаюсь представить, что же вообще происходит у Пита внутри, если даже кошмары кажутся проще и легче.
Каждый день он печет какие-то шедевры, которые потом долго расхваливает Сэй.
И каждую ночь я испытываю необъяснимую ярость, когда вижу его с телефоном в руках.
Однажды во время беседы с Аврелием я ненавязчиво спрашиваю, как дела у других победителей, например, у Джоанны и Энни, на что доктор с энтузиазмом предлагает мне самой позвонить им и диктует два номера. Джоанне я даже звоню на следующий день, но она настолько пьяна, что еле ворочает языком, а вот второй номер только прожигаю взглядом.
Это неоправданная ненависть, потому что я даже не знаю, с ней ли беседует Пит. И даже если с ней, то девушка ничем не виновата передо мной. Наоборот нужно быть ей благодарной за поддержку товарища, но тугой узел внутри совершенно не дает мне испытывать никаких благородных чувств.
Порой это накрывает меня настолько сильно, что я реву всю оставшуюся ночь, чувствуя себя при этом последней дурочкой.
Хеймитч уговаривает меня сходить в лес, потому что доктор Аврелий настоятельно рекомендует всем нам загружать себя бытовыми делами. Но мне настолько не хочется показываться в городе, видеть своих старых знакомых, проходить мимо луговины, что я придумываю любые отмазки и другие занятия: мою окна, стираю занавески, протираю пыль и даже несколько раз самостоятельно готовлю ужин. Сэй вне себя от радости и хвалит меня так, будто я ребенок, который произнес первое слово.
Иногда мы даже ужинаем вместе, но чаще всего к этому времени Хеймитч уже предпочитает как следует напиться, поэтому совместные ужины не приживаются, как традиция.
Начиная с сегодняшнего дня, доктор Аврелий за хорошее поведение дозволяет Питу покидать пределы нашей Деревни, и сразу после завтрака он отправляются куда-то с Хеймитчем.
Сижу у окна целый день, но возвращаются соседи только в сумерках.
На следующий день на завтраке и Пит, и Хеймитч не могут поднять без охов и стонов даже руки. Вечером спрашиваю у Сэй, что вообще происходит, и она рассказывает, что в городе ведется активная стройка. В первую очередь отстраиваются жилые дома, потом
