— А новый, вы говорите…
Пофигист поднял указательный палец и зачем-то обернулся в темноту, но там никого не было. И зашептал, перегнувшись через стойку:
— Новый вроде как зам старого считается, Бондарь его фамилия, они с Гончаровым еще со школы дружили, потом бизнес вместе начинали вести, потом их интересы в этом плане разошлись. Василий, Гончаров который, все рынки в городе и районе держал и еще по мелочи, а Бондарь — кладбища и похоронный бизнес. Хорошо поднялся, скажу я вам, — Пофигист снова покрутил головой по сторонам, прищурился на баннер с красоткой, точно та могла подслушивать, — особенно в девяностые, в горячую фазу, так сказать. Вы же в курсе, что в старые могилы тогда подзахоранивали криминальных покойников? А это больших денег стоит, очень больших.
Рита улыбалась уже из последних сил, и больше всего хотелось ей сейчас вылить остатки минералки на голову Пофигисту, а самой уйти и больше никогда сюда не возвращаться, забыть этот чертов городишко, уехать хоть в Москву, хоть в Париж, хоть к черту на рога — лишь бы подальше отсюда. Подзахоронения, значит, в чужие могилы. Звучит ну очень многообещающе.
— И сейчас он от дел не отошел, — проговорил Пофигист, — все похоронные конторы и кладбища под ним. Ну и Васину часть он под себя забрал, объявил, что это вроде как наследство. Не все согласны, скажу я вам, нас ждут интересные времена.
Он посмотрел бутылку с водой на просвет, точно на бокал с вином, взболтал остатки.
— Не все согласны, да. Еще до похорон Гончарова началось переформатирование, если можно так сказать, деловых отношений и связей. Многие объекты скоро сменят владельца, надо где-то обсуждать условия сделки и отдохнуть, в конце концов. Нельзя же постоянно работать…
Из коридора послышались звуки шагов, потом полилась вода, щелкнула задвижка. Пофигист дернулся было туда, но устоял на месте. И заговорил еле слышно, почти шепотом:
— Так вот, Марго, у вас тут очень удобно, можете мне поверить. Вы нейтральное лицо, не замешаны в местных разборках, у вас в городе нет интересов, кроме этого салона. Я буду рекомендовать вас своим клиентам, и вы можете хорошо заработать, очень хорошо. Но, — он снова взялся за почти пустую уже бутылку, — нужно кое-что добавить.
Пофигист допил минералку и с мерзким треском смял пустую емкость.
— Стриптиз? — Рита забрала у него бутылку и бросила в ведро. Пофигист кивнул.
— Было бы очень неплохо, — проговорил он, — даже очень. Подумайте, Рита, это принесет вам хорошие деньги. Вы же знаете, что состояния сколачивают в смутные времена, это ваш шанс. Не упустите его. Скоро все уляжется, и вы сможете заниматься, чем ваша душа пожелает. Подумайте, голубушка, а я вам еще позвоню.
И едва скрылся за дверью, как показалась Олеся.
— Ты стриптиз можешь танцевать?
— Не, — Олеся смотрелась на себя в зеркало и поправляла волосы. — Не умею и никогда не умела. Текила вроде может, но это не точно. Я поехала, звони в любое время.
Она забрала свои деньги и свалила в черную, с мелким дождиком, ночь. Рита полила пальму, потом прошлась по большому залу. В зеркалах отражался ее силуэт, мелькали огни машин, по подоконнику стучали тяжелые капли. Рита смотрела на листок с планом, оглядывалась, отходила вбок и к двери, снова смотрела в листок. Вроде все должно получиться, места хватит и еще немного останется, завтра надо позвонить Глебу и устроить тут небольшой ремонт. Вернее, уже сегодня.
Дома она оказалась в час ночи, сняла наконец блестящие шмотки, привела себя в порядок, вывалила деньги на кухонный стол и пересчитала наличку. В банке столько она могла заработать за три месяца нервотрепки, психоза и постоянного стресса. «Вот на фига мне это?» Очень хотелось напиться и послать все к черту: и Пофигиста, и Глеба, и тупых жадных девок, и банк заодно. Вспомнила, что где-то в гардеробной должны быть сигареты, вишневые, с приятным дымком, и тут до одури захотелось курить. Она вышла в коридор, остановилась в раздумьях, вспоминая, где может быть эта пачка, как с площадки послышался странный звук. Там явно кто-то был, он ходил от двери к двери и дергал каждую, было слышно, как лязгает металл. Рита выключила свет и прислушалась — за дверью кто-то был. Ручка дернулась вверх-вниз, потом еще раз, дверь дернули с той стороны, потом толкнули, и от страха в ушах дико грохотала кровь, Рита едва сдерживалась, чтобы не закричать. Потом шаги отдалились, загрохотал лифт, и все стихло. Она кое-как добралась до комнаты и грохнулась на кровать, свернулась в комок под одеялом. От страха колотило так, будто на дворе минус тридцать, не меньше, а не середина сентября, и днем еще вполне себе тепло, и можно ходить без куртки.
«Пошло оно все, ненавижу, не хочу, устала, задолбало, — крутилось в голове, — завтра же уволюсь к чертовой матери и буду дома сидеть, денег хватит. Или в Москву уеду, провалитесь вы все…» И тут же как волной накрыло, в голове звучал наглый голос гробовщика: «Из города не уезжай, тут сиди, можешь понадобиться». Может, это оно и было только что — проверяли, дома ли она или сбежала? Ну да, так оно и есть, скорее всего, это была напоминалка или просто хотели напугать. И что теперь делать?
«Живи, работай, как будто ничего не произошло. Дом — работа — дом, или что там у тебя. И жди, пока все уляжется». Стало жарко, Рита повернулась к окну, откуда через неплотно прикрытую створку просачивался свежий сырой воздух. Дом — работа — дом, значит. Черников прав, так будет лучше всего, придется пока терпеть. Она закрыла глаза, потом посмотрела на телефон и снова зажмурилась — спать оставалось чуть больше трех часов.
Мелкий дождик к утру разошелся и к девяти перешел в хороший такой нудный тошный осенний дождь. В предбаннике Рита наткнулась на гору мокрых зонтиков, чертыхнулась и толкнула вторую дверь. За ней было тепло, светло и очень уютно, Ирка изучала норвежские фьорды и ценник на круизы по ним, Юлька сосредоточилась на плащах и разноцветных резиновых сапогах, только носом в монитор не тыкалась, будто принюхивалась к покупкам. Дверь в кабинет оказалась приоткрыта, сквозь довольно большую щель виднелся край стола и выдвинутый ящик под ним, дальше все терялось в полумраке. Рита ринулась к себе, не ответив на дружное «привет!», и едва не сбила с ног Аньку. Та вылетела точно из-под стола: лицо красное, глаза тоже, пережженные лохмы торчком, руки дрожат, и странно, что телефон из них не вываливается.
— Что? Что ты несешь, я ничего не понимаю! Прекрати жевать, дура старая! Где мои дети? Баба, говори громче! Ты что, пьяная? Ты зачем напилась?
Рита кое-как разминулась с обезумевшей Анькой и ворвалась к себе, захлопнула дверь. Стол чуть сдвинут, стул, что держал дверцу, стоит у стенки, папки, маскировавшие сумку, аккуратной стопкой лежат на полке, а сама сумка чуть ли не наполовину вывалилась на пол. И вся она в пыли и в чем-то темном, черт его разберет, что это такое.
— Кто сюда заходил? — Рита выскочила в общий кабинет. — Кто сюда вперся, спрашиваю?
Ирка медленно подняла голову, в ее очках еще отражались прихотливые изгибы морских заливов среди скал и спины китов в открытом море. Юлька развернулась вместе с креслом и уставилась на Риту.
