широкий таз — основной барьер на пути дам в истребительную авиацию. Как ни перетягивай его, кровь в женском организме находит, куда отхлынуть ей от головы.
— Присядь, недоразумение, — вздохнула коммандер, — и слушай. Я не имею право открыть тебе статистику аварийности и смертности в ВВС. Не твой уровень допуска к служебной тайне. Но поверь — он у меня намного ниже, чем у других, при той же или больше интенсивности боевой работы.
— Верю, мэм, — сказал Максим.
Он опустился в кресло и распустил верхние шнурки. Чтобы стряхнуть с себя летный прикид целиком, требуется время. И помощь.
— Веришь, что в какой-то мере это и моя заслуга?
— Не сомневаюсь. Коммандер, когда мы наедине, можно не вставлять через слово «мэм»?
— Разрешаю, — Вишева мотнула головой. — Ну, теперь-то догадался, почему я разозлилась?
— Если бы я угробил себя и заодно — твою карьеру, смертей стало бы больше?
— Вот именно. Не везде так берегут пилотов.
— Извини меня. Дурацкая бравада: хотелось показать, что я не размазня, а тоже летчик. Мне правда жаль.
— Принимаю извинения, — ответила коммандер после паузы. — Надеюсь, ты не играешь роль, к чему привык, а сожалеешь о проступке. А теперь скажи: как ты умудрился завалить Дракона?
— Легко. Выпустив ракеты по песчаному холму, вернулся к Тангшеру. Увидел, что над базой свалка, и понял, что меня подстрелят или свои, или чужие. Прикинул, что кто-то из Драконов точно уцелеет и полетит к себе.
— Ушло их четверо, здесь никого не зацепили. Мы потеряли Рыцаря.
Борюш положил локти на стол и подпер ладонями подбородок.
— Я отсиделся в стороне, кружа на минимальной скорости. А когда Драконы потянулись на восток, сбросил бак и прилепился сзади к ним на бреющем.
— У них же скорость втрое выше!
— Максимальная. Крейсерская все ж дозвуковая. Рейнджер едва не обосрался, но догнал.
Коммандер покачала головой.
— Почему гоблины тебя не засекли?
— Как? На моем корыте нет радара. Простейший радарный дальномер — и тот отсутствует. Прицел простой как у ружья — утрирую, конечно. Я выключил передатчик и автоответчик свой-чужой, в общем, он ничего не излучал, кроме тепла. Когда я полз чуть ниже истребителей, те никаким прибором не могли меня заметить. Подобрался, мое корыто начало основательно швырять в струях от Драконов. Аккуратно выцелил в заднего и влепил изо всех стволов. Тот парень клюнул носом и резко приземлился на скорости процентов семьдесят-восемьдесят от звуковой. Разбился вдребезги.
— Почему они не развернулись и не наказали наглеца?
— Думаю, ракеты расстреляли. А состязаться в маневрах с вертким старичком, паля из пушек, — кишка тонка. И топлива у них, наверняка, в обрез — к себе ведь возвращались. Я видел: сделали прощальный круг над сбитым другом и свалили. Полагаю, не станешь упрекать, что не кинулся вдогонку.
— Я вообще не знаю, как тебя воспринимать!
Женщина порывисто поднялась из-за стола и подошла к окну. Через стекло виднелись пожары: от сбитого Рыцаря и от ракет Союза.
— Я подскажу, — он подошел и легонько прикоснулся к ее локтю. — Выписывай мне допуск к боевым полетам — вчерашней датой. Хоть я и завалил задание — не сжег сегодня никаких фанерных танков. Но это ерунда — фанерные на нас не нападут.
— Проваливай! — послышалось в ответ.
— Мэм! Есть, мэм! — он вытянулся в стойке, повернулся и ушел.
В коридоре дорогу перегородили два мордоворота из военной полиции, доставившие его к корпус-коммандеру.
— В услугах ваших здесь больше не нуждаются, — улыбнулся полицейским нарушитель правил и, протиснувшись между ними, направился в казарму.
Глава 6
«Сами дураки и шутки у них дурацкие», — крутились в голове Максима слова из анекдота. У входа в офицерскую столовую сослуживцы вылили ему на голову полведра керосина!
Конечно, на Земле нечто подобное тоже практикуется. Заставить выпить плафон морской воды у моряков-подводников или зашвырнуть в бассейн в одежде тренера пловца, чей подопечный выиграл золотую медаль. Но то — вода, а это — топливо! Крайне огнеопасная зараза, почти как бензин. Одна искра, и летчик превратится в жаркий факел. А еще вонючая субстанция. Его привычный комбинезон отныне проще выкинуть или использовать только во время колупания в самолете, где тот быстро приобретет черный цвет технического.
Выдавив улыбку: мол, все понятно, парни, я вам благодарен, Максим побрел в казарму, где принял душ и переоделся в синий выходной мундир. Но запах керосина не пропал — несло от кожи и волос. Он выругался, вспомнив мам дебильных шутников, а после попытался успокоиться. Нельзя прийти в столовую сердитым — его же приняли в свои. Если б летчики продолжили чураться, то не стали б затевать сомнительный обряд посвящения Борюша в истребители. Хотя, конечно, дураки.
Вообще, веселье, когда корпус потерял три самолета — поблагодарим Всевышнего, экипажи их спаслись, казалось странным. Неужели, если обошлось без панихиды, то победа?
Его явление в столовой пилоты встретили улыбками. Борюша звали к столикам и предлагали с ними выпить. Нет, сбитый самолет врага на базе не диковинка, но вот победа над Драконом, одержанная на музейном экспонате, впечатлила многих, хотя кого-то разозлила. Например, крыло на Рыцарях, чьи пилоты сегодня только отгоняли истребители Союза от своих машин, но не сумели сбить ни одного.
Сакуш, командир сквадрона истребителей и самый результативный на Тангшере — семь побед, опустился на скамью с Максимом рядом. Он бы утверждал, что того Дракона упокоило его звено или зенитки, но парни посмотрели отпечатки с пленки кинопулемета Рейнджера Максима. А там все видно.
— Так не бывает! — прошипел Сакуш. — Чтоб первый бой и сразу — сбил?
— Сэр! Наверно, сэр! — ответил Борюш, задирая подбородок к потолку, но со скамьи не встал. — Не было там боя.
— Что же было? — удивился офицер.
— Случайность, сэр. Ведь я же — штурмовик. Лечу спокойно, никого не трогаю. Хотелось пострелять — снял предохранители и тиснул на гашетки. И кто же знал, что Дракон сунется под трассеры?
— Не целился?
— Ты же знаешь, какой прицел на Рейнджере. Что целься, что не целься…
— Так не бывает, — повторил рассерженный Сакуш, сообразив, что Борюш издевается. — Дракона подстрелили мы или зенитчики. Он потянул к своим, но не долетел.
— Как угодно, сэр, можешь считать и так. Я видел твой бой со стороны. Крутился как пропеллер. Не знаю, сумел ли ты его подбить. Но утомил до смерти — это точно.
Штурмовики за их столом заржали. Другие прятали смешки. Сакуш побагровел.
— Выскочка! Киношник долбанный! Вот встретился бы с настоящим асом в воздухе, тогда б узнал…
— Так в чем же дело? — изобразил Максим недоумение. — Давай попросим разрешения коммандера мне подготовиться на Рыцаре и проведем учебный бой. Фотопулеметы подтвердят победу. Из пушек нам стрелять не разрешат.
— Из них я б не отказался, — пробурчал Сакуш. — Итак, дуэль?
— Согласен, — подтвердил Максим.
За столами все захлопали — поединки авиаторы любили. Некогда панкийские дворяне дрались на дуэлях столь самозабвенно, что число погибших в них аристократов превышало военные потери. Так было при монархии. В республике дуэли запретили под страхом смертной казни, но воспоминания о них стереть не удалось. Многие дворяне Панкии впоследствии сели за штурвалы самолетов — служба в авиации считалась в их среде почетной. Так что нравы сохранились.
Сакуш отвалил, а Савиш хлопнул подчиненного по плечу:
— Расскажи нам, Борюш, что-нибудь веселое.
— Мне за выступление платят десять тысяч толеров, — пошутил Максим. — Для вас, конечно же, бесплатно. Но сегодня я не буду вас смешить. Спою.
Пилоты удивились. Комика-Борюша знали миллионы, но никто не слышал, чтоб он пел. У любимца женщин не было ни голоса, ни слуха. Максим же пел неплохо. В КВН приходится еще и танцевать, так что наловчился. Там же приобрел умение шутить и переделывать известные стихи для выступлений. На Аорне пригодилось. Поскольку большинство слов местного языка закачивалось на — «еш», «иш» и «аш», рифмовать выходило несравнимо проще, чем на русском или белорусском. Музыкальные инструменты только не освоил. Те, которые висели на стене столовой, на знакомые ему не походили. Но ведь смелость покоряет города?
Он выбрал подобие гуслей, только семиструнных. Сел на стул и под заинтересованными взглядами летчиков настроил их на слух, начиная с самой толстой и большой струны. Не гитара, разумеется, но мелодию в пределах одной октавы передаст.
Подтянув поближе микрофон, Макс пробежался пальцами по струнам, запел негромко:
— Я — Рейндж-истребитель, мотор мой гремит, и небо — моя обитель.
А тот, который во мне сидит, считает, что он — истребитель…
Далее следовал конфликт допотопного самолета, раздраженного, что в нем барахтается пилот-неумеха. Это было весьма далеко от оригинального текста Владимира Высоцкого.
Рассчитал Максим правильно. Вместо высокомерного: «да, я его
