– Я не знала, что это ты… ну, мне помогла, – заявляет.
А я думаю: вчера на признательность у тебя был целый вечер, но ты молча улеглась спать. Чего же прицепилась ко мне прямо сейчас?
– Вообще-то, мы все трое тебе помогали. Но, будь здорова. Чего это вы там так смеялись? – решаю воспользоваться случаем и выяснить это.
– Когда?
Она как-то так странно смотрит, что у меня возникает ощущение, будто бы прекрасно знает, о чём речь, но намеренно тянет время и не отвечает.
– Час назад примерно, у костра. Когда я мимо проходила, вы там ещё деревяшки затачивали.
– А, это Альфа лук делает для охоты. Он говорит, что мы вполне можем охотиться на крупных птиц – он видел гусей где-то в лесу у озера. Да, он там озеро нашёл.
– Ясно. Здорово. Я бы тоже научилась из лука стрелять.
– Он сказал, в лес ходить будут только мальчики.
– Ну, я не удивлена даже, что он так сказал. Тоже мне, законодатель.
– Да, и об этом тоже говорили, что лагерю нужны законы и система наказаний.
– А смеялись чего?
– Альфа пошутил. Всем смешно было… Эл.
– Почему ты называешь меня «Эл»?
– У всех уже есть имена, кроме тебя. Понимаешь? Это просто первым пришло в голову. Не знаю, почему. Я, кстати, вспомнила своё имя.
А вот это уже интересно.
– Серьёзно? И какое же оно?
– Альфия.
– Альфия?!
– Да. Меня звали Альфия, это точно
– Вспомнить своё имя – большое достижение. Никому ещё не удалось, так что ты впереди всех. И как же у тебя это получилось?
– В рюкзаке была куртка, а в куртке потайной карман – его не сразу найдёшь, потому что он спрятан внутри другого кармана – побольше. В кармане был кусочек бумаги и на ней написано карандашом «Альфия».
– Можешь показать этот кусочек?
– Какой кусочек?
– Бумаги с твоим именем.
– А, это… Я как раз и хотела, но где-то… потеряла. Он маленький был. Совсем. Выпал, наверное…
Я стараюсь не рассмеяться в голос. Господи, как же примитивно! Альфа и Альфия? Серьёзно? Вот такой простой расчёт приведёт к цели? Он, может, и вызывает у меня определённые подозрения, но вот в чём я его точно не подозреваю, так это в тупости.
– Ну… Альфия, так Альфия, – говорю. – Приятно познакомиться.
– А ты? Ты не… придумаешь себе имя?
И я соображаю, что она права: у большинства из нас уже есть имена, полученные разными способами, но работающие на своих обладателей. Всегда проще сказать: «Отнеси эту порцию жареных моллюсков Леннону», чем «…вон той девице с волосами цвета сушёной травы, но не той, у которой красная футболка, а той, у которой белая. С пятном. Потому что есть та другая, тоже с такими же волосами, но у неё на футболке, тоже белой, нет пятна.»
Мне срочно необходимо придумать себе имя. С именем я стану частью общества. Без него у меня как бы нет занятого места, отведённой под меня ячейки. На ум ничего не приходит ни с первой попытки, ни со второй. И я понимаю, что в моей памяти нет имён. Ни мужских, ни женских. Я не помню ни одного человека, у которого было бы имя, ни одного лица. Поскольку у меня есть более важные хлопоты на сегодня, я решаю отложить это важное дело – толком поразмыслить над ним.
– Слушай, мне нужно забрать рюкзак. Извини, в другой раз обсудим…
– А ты ещё не забрала свой? – с удивлением поднимает брови Цыпа. – У тебя какой номер? Я помогу.
– Номер?
– Ну, да. У всех же есть. У меня вот, например, второй.
Тут она прилично оттягивает ворот своей футболки со спины и на позвоночнике так низко, что почти уже между лопаток, тёмно-серой краской выведена цифра два.
– Обалдеть… – выдыхаю.
– Да. Альфа – первый. У Умника четырнадцать. У Леннона одиннадцать. А у тебя?
Я покрываюсь мурашками, когда она заходит за мою спину и оттягивает мою футболку: неужели мы всё-таки пронумерованы?
– Семь, – объявляет Цыплёнок. – Ты седьмая.
Альфа действительно умудрился смастерить лук. И судя по тому, как ловко у него получается попадать в кленовый лист, прилепленный чем-то к дереву, стреляет он не в первый раз. В отличие от Леннона.
– Не натягивай тетиву стрелой! – со смешком подсказывает ему Альфа. – И натянуть её на лук нужно было потуже. Вот, смотри: стрела находится между указательным и средним пальцами. Хват делаешь кончиками трех пальцев: указательного, среднего и безымянного. Чем меньше ты касаешься пальцами хвоста стрелы, тем точнее выстрел.
Он поднимает руки, прижимает к лицу тетиву, натягивая её пальцами, и мышцы на его плечах и предплечьях становятся такими… явными, чёткими. Потом он стреляет, и стрела попадает в точности в маленькую птицу, та, внезапно потяжелев, камнем падает Леннону под ноги. Я не в силах сдержать восторг и охаю.
– А знаешь, почему все смеялись? – неожиданно спрашивает меня Цыпа.
Мне сейчас не до неё – весь мозг занят инструкциями, которые Альфа выдавал Леннону по поводу тетивы и правильного хвата стрел.
– Почему? – машинально спрашиваю.
– Он сказал, что у тебя лошадиное лицо.
– Кто, он? – так же машинально уточняю.
– Альфа.
И вот тут только до меня доходит. Вначале опадает осадком где-то в зоне восприятия, а потом ударяет по сознанию мощной эмоциональной волной.
– Что, прямо так и сказал?
На самом деле, мне всё это неинтересно, но от шока включился робот, запрограммированный во что бы то ни стало поддерживать разговор.
– Ну… да. Один признался, будто бы помнит, что в прошлой жизни любил лошадей, сказал, они ему снятся и он балдеет от этого. Тогда Альфа предложил ему любоваться на тебя.
– Зачем?
– Затем, что твоё лицо похоже на лошадиное.
О Боже…
Глава 17. «Некрасота»Fading through – Vancouver sleep clinic
Мне ни приходило в голову, что я могу быть некрасивой. С самого начала воспринимала себя кем-то нормальным и обычным, но может, это не так? Я перебираю в памяти девушек, и все они в той или иной степени симпатичные, каждая по-своему. Есть одна прямо очень красивая – с длинными чёрными блестящими волосами и миндалевидными глазами. Парни вечно шутят на тему, кому она достанется. Может, наша группа – это некий баланс, и яркости необходим противовес? Что если этот противовес – я?
От огорчения у меня даже в животе разболелось.
Я брожу по лесу весь день – деревьям ведь плевать, как я выгляжу, смеяться они не станут. Орехов набрала давно, а обратно идти не хочется – днём лес кажется и теплее, и ласковее, чем лагерь.
