троном королевы.
Это был худой и костлявый человек со светлыми непослушными волосами, похожими на солому. Его голубые, но суровые глаза напоминали глаза монаха или пророка.
— Сестра моя, — спокойно произнес он, — не кажется ли тебе, что твое место у очага твоего мужа, а не здесь, где его нет?
— Боже! — восхищенно выдохнула Фьора. — Вот и наш Америго спустился с небес…
— ..чтобы заняться сестрицей, — докончила Кьяра. — Пойдет ли это на пользу всем Веспуччи, коли ясновидец семьи вмешался?
Но уже Лоренцо Великолепный заговорил с возмутителем спокойствия:
— Уходи, Америго Веспуччи! Симонетта царит во Флоренции из-за своей красоты, и вы должны гордиться этим. Если ее супруг. Марко, не захотел сопровождать жену, то мы сожалеем об этом, но ничего не можем сделать.
— Он слишком хорошо знает, что не был бы здесь желанным гостем. Я ухожу, потому что ты повелеваешь, но ты должен знать, что семья не одобряет…
Кто-то потянул его за рукав, пытаясь остановить дерзкую речь, Фьора узнала своего художника. Сандро Боттичелли и молодой Веспуччи были друзьями, дом одного и дворец другого находились по соседству в квартале Огнисанти. Тем не менее Фьора и Кьяра готовы были открыто поддержать Америго.
Отец Фьоры и дядя Кьяры воспрепятствовали этому.
— Ты должна знать, что эти люди теряют голову, когда затрагивают их идолов, — недовольно заметил Альбицци. — Что касается Медичи, то мы уже поплатились за их злопамятность, и у меня нет желания отправиться в ссылку, как мой отец.
Франческо довольствовался тем, что улыбнулся дочери и заставил ее сесть на место, ведь спектакль еще не закончился.
Она опустилась на скамью и, машинально взглянув на бургундского посланника, тотчас же отвернулась, покраснев до корней волос. Этот дерзкий человек не только осмелился улыбнуться ей, но и послал воздушный поцелуй…
В то время как рыцари, в большей или меньшей степени испачканные или помятые, вернулись в палатки, чтобы переодеться, Лоренцо Великолепный подвел к трону Симонетты человека, который поставил весь этот грандиозный спектакль, был художником костюмов и декораций. Подвел, чтобы поздравить Андреа ди Чони, известного под именем Верроккьо. Это был самый известный во Флоренции художник и скульптор. Многие стремились попасть в его мастерскую, где обучался и Боттичелли.
Верроккьо вышел под аплодисменты толпы в простой одежде, его без труда можно было принять за крестьянина. Это был приземистый человек с крупной головой и черными вьющимися волосами, а рядом с ним шел его любимый ученик, помогавший ему готовить праздник. Все взоры были прикованы к этому худому, высокому блондину, красоту которого можно было сравнить с бесстрастной красотой статуи греческого бога. Это был Гермес, сошедший на землю. И тогда как Верроккьо, смущаясь, принимал поздравления, греческий бог получал поздравления мэтру с поклоном, улыбкой и без единого слова.
— Дядя, — заявила Кьяра, — если этот молодой человек художник, ты должен заказать ему мой портрет. Мне хочется ему позировать…
— Безумная девушка! Ты попросишь это у своего супруга, когда он у тебя появится. К тому же я не знаю его имени…
— Если дело только за этим, то могу тебе назвать его, — вмешался в разговор Франческо Бельтрами. — Это сын нотариуса. Недавно у меня с ним было дело. Молодого человека зовут Леонардо да Винчи, и Верроккьо очень ценит его. У этого странного молодого человека огромный талант.
— Леонардо? Мне очень нравится это имя. Оно напоминает твою воспитательницу, — насмешливо заявила Кьяра.
Фьора пожала плечами.
— Что такое имя? К тому же этот молодой человек действительно очень красив, чтобы вызывать в памяти Леонарду…
Ночь наступила быстро. Мгновенно, как по взмаху волшебной палочки мага, на площади зажглись факелы. Снова в сумрачном небе торжественно зазвучали трубы. Лоренцо подал руку Симонетте и помог ей спуститься с трона. При свете колеблющегося пламени факелов молодая женщина казалась сверкающей звездой…
— Друзья мои, — произнес своим глухим голосом Лоренцо Медичи. — Приглашаю танцевать!
Сидящие на трибунах гости покинули свои места. Фьора заметила, что незнакомец неотрывно смотрел на нее.
Глава 2. ПОСЛАННИК БУРГУНДИИ
—Верьте мне, я готов был умереть, чем быть побежденным на ваших глазах.
Стоя на коленях. Лука Торнабуони вымаливал прощение у Фьоры, сидящей в кресле рядом с сервантом, заполненным цветным венецианским стеклом и дорогой серебряной и золотой посудой. Фьора сидела в самой удаленной зале, пытаясь немного успокоиться… В комнате было мало народа, большая часть приглашенных находилась в соседней зале, где под звуки виолы, арфы и флейты танцевали романеску.
Фьора обожала музыку, но сегодня вечером она предпочла слушать, а не танцевать. Открывая бал, Джулиано держал Симонетту за руку, и ей было невыносимо это видеть. Она предпочла уединиться в тихой комнате. Увы, и надо было, чтобы этот верзила последовал за ней. За пламенную речь она наградила его злой улыбкой.
— Может быть, и умереть… но не прогневить монсеньора Лоренцо, — заметила она. — Все знали, что победить должен Джулиано, ведь Звезда Генуи была королевой турнира. Ее нельзя было разочаровывать, ведь кто разочаровывает Симонетту, не нравится Лоренцо.
— Не хотите ли вы сказать… что я дал себя победить?
— Близко к тому. Полноте, Лука, вы в два раза сильнее и на полголовы выше Джулиано. Против Лоренцо я бы ничего не сказала, но его брата вы должны были победить. Я смела надеяться, что мой подарок принесет вам победу. Но вы ничего не сделали… верните мне его!
Молодой человек прижал руку к груди, защищая драгоценный подарок.
— Не будьте так жестоки!
— Я не люблю побежденных. Верните мой платок! Он не для того предназначен, чтобы утирать слезы сожаления.
Чей-то смех заставил молодую девушку обернуться. Скрестив руки на груди, Филипп де Селонже насмешливо наблюдал за парочкой, и это было отвратительно. Увидев, что Фьора смотрит на него, посланник Бургундии зааплодировал ей.
— Браво, мадемуазель! Несмотря на ваш юный возраст, вы обнаружили редкий дар проницательности…
— Что вы хотите сказать? — высокомерно заметила Фьора.
— Что вы, так же, как и я, не одурачены той комедией, которую перед нами только что разыграли. Декорации были превосходны, но роли сыграны плохо.
— Что это значит? — зарокотал Лука, направляясь к возмутителю спокойствия, что позволило молодой девушке констатировать: если Торнабуони был гораздо выше Джулиано, то бургундец был выше Торнабуони.
— Мне кажется, смысл ясен, — презрительно заметил Селонже, и кровь прилила к щекам Фьоры. — Мы посмотрели прекрасный спектакль, который не имеет ничего общего с настоящим турниром.
— Как вы это узнали? Мы действительно сражались куртуазно…
— Вы это называете «куртуазно»? Я бы назвал символической борьбой… или даже не борьбой. Если вы хотите узнать, что такое
