высыхали, он терял свою влажную яркость, а с ней и львиную долю очарования. Сашку, как творческого человека, это угнетало, и приходилось снова наносить слой зелёной краски и стараться успеть налюбоваться на рептилию, пока она снова не высохла.
Во дворе послышался шум, означающий, что приехали обещанные родственники с другого края огромной страны, которых Сашка еще не знал, и это был великолепный повод продемонстрировать им крокодила и снять с родителей пенку похвалы. Сашка за уголки взял влажный лист и как транспарант вынес, громко сказав:
– Во! Смотрите, я нарисовал крокодила!
Родственники шумно заахали и заговорили «Ух, ты!» и «Вот это да!», но Сашка почувствовал за восторгами просто договоренность, что так надо. Когда восторги улеглись и родители представили родственников по именам, которые Сашка тут же забыл, он уловил среди ритуальной фальши единственную откровенность. Тетенька с накрашенным ртом и красными бусами на шее величиной с грецкий орех, глядя на Сашку коровьими глазами, томно вздохнула: «Какой красивый мальчик». Сашка, испугавшись, что его сейчас начнут тискать и слюнявить, быстро убежал в свою комнату.
Александр Родионович лежал с закрытыми глазами и внутренним взором впитывал пасмурное, но еще сухое и теплое осеннее небо. Пробивавшиеся, словно сквозь пленку, гулкие голоса людей были как из другого мира, и он прислушался: говорили что-то шаблонно-заготовленное, и он, отбросив внешнее внимание, опять погрузился в воспоминания.
Потом были три детсадовские «жены». «Жены» были полезные и удобные: они сами распределили обязанности и роли. Одна подкармливала из своей тарелки в обед, вторая залезала в Сашкину кровать в сон-час, а третья утешала, когда Сашка собирался плакать от того, что мама, ответственный работник, в очередной раз не забирала его из садика, обрекая на круглосутку. И даже поборник нравственности Илюша, ревнующий к одной из девочек, сильно не донимал: «жены» дружно колотили Илюшу при его малейшем намеке на противоестественность полигамных отношений. Сашка и сам не раз пытался вступиться за честь своих «жен», но просто не успевал. Он подозревал, что «жены» вели себя так под влиянием своих мам, которые, забирая их из садика, поглядывали на него и улыбались:
– Какой красивый мальчик!
Проблемы начались в школе. Одноклассница, на голову выше Сашки, не спросив Сашкиного согласия, взяла над ним шефство по причине того, что он красивый мальчик и о нем нужно заботиться, и никто, кроме неё, не знает, как это сделать лучше. Над ним смеялся весь класс, когда девочка носила его ранец и провожала домой после уроков с обязательным отчетом Сашкиной маме о проделанной работе. Все Сашкины протесты разбивались о иронично-укоряющий взгляд сверху вниз и категорично сложенные руки на рано развитой груди. Тогда он подслушал в разговоре родителей слово «инфантильный».
С пацанами тоже не заладилось: Сашку избили в первый раз, когда самая красивая девочка в классе предложила ему дружить. Попав в патовую ситуацию, он начал дружить с девочкой, хотя та была глупая и неинтересная, ибо струсить позволить себе не мог, дружил, правда, недолго. Уже подростком, решив, что всех вводит в заблуждение его смазливая физиономия, Сашка решил взрастить в себе брутальность и, как следствие, трезвое отношение общества. Он занялся спортом и через некоторое время из отрока превратился в мускулистого юношу. Эффект, однако, был абсолютно противоположный: ярлык утяжелился, а единственный друг детства, когда Сашка поделился с ним своими проблемами, сказал, что тот просто зажрался.
Вернувшись с летних каникул в девятый класс, вымахавший Сашка одноклассниками узнан не был, и драка началась со слов: «Эй, красавчик». В арсенале девочек он отметил новые приемы, а донжуанские потуги ровесников казались занятием геморройным. Запойное чтение книг занимало его гораздо больше, и «красавчик» в общественном мнении быстро стал «охреневшим типом». Бойкот последовал незамедлительно. Выход из ситуации подсказали книги: Сашка принял законы общества и научился лгать, он делал девочкам комплименты и временами хулиганил с ровесниками, обретя статус «своего», и даже выдвигался в лидеры, однако лидерство требовало однообразных шаблонов поведения и манипуляций окружающими, и Сашка, как творческий человек, создавший крокодила, быстро от него устал, замаскировав нежелание скромностью. В общем, к уходу в армию он был уже более-менее сведущ в правилах игры.
В армии зав продовольственным складом, которую все солдаты называли Теща, сразу выделила Сашку из строя бритых новобранцев – красивый зять, наряд на масло и шоколад. Теща была добрая, хотя и строгая, и даже потом, когда начались бесконечные караулы и «дед» Сашка приезжал за харчем и сухпайком, для Тещи у него всегда находился искренний комплимент, на что та широко улыбалась золотым зубом: «Изыди, лукавый» – и совала в карман шинели кусок горького шоколада.
Исходя из своей судьбы, Александр Родионович предпочитал уединение и к противоположному полу особой инициативы не проявлял, но заложенную программу трех жен выполнил, правда, не гаремом, а по очереди. Как по написанному: одна сладко спала, другая вкусно кормила, а третья утешала, не давая малодушествовать. Он закончил универ, выжил в кризисы, наплодил детей и поневоле стал бытовым философом, и, вопреки сложившемуся мнению о невозможности познания женщины как сути в силу многогранности и сложности объекта, к определенному возрасту все же познал. С изучением мужчин проблем не возникло, да, в общем-то, никто и не сомневался в такой возможности.
Со временем внешняя привлекательность стала иссякать, и Александр Родионович с удивлением обнаружил вокруг достаточно много приличных людей, или, может быть, это он обрел способность воспринимать мир мудро и безотносительно. Среди друзей и коллег он слыл человеком умным, мягким и с юмором и под конец жизни, наконец-то, понял, что все, чему он научился, постиг и преодолел в этой жизни, он обязан женщине, как явлению природы. Только явление природы может поставить в такое положение мужчину, чтобы он начал эволюционировать и не важно какими средствами. Явление природы будет безапелляционно давить, хитрить безбожно и подставлять, но если ты сумеешь из всего этого выкарабкаться, то, подобно шаману, сможешь явлением природы управлять.
Голоса за «пленкой» замолчали, предполагая торжественность момента и обрывая воспоминания. Профессионально скрывающая равнодушие, похоронная команда заколотила крышку и, подхватив гроб с табуреток, медленно опустила в яму. На краю могилы стояли венки от всех, от кого положено, и лучшая, как водится, фотография покойника с черной лентой в нижнем углу, которая потом будет на памятнике. Александр Родионович вспомнил, что пересказ хорошей истории должен уложиться в одну фразу, когда сквозь стук рыхлой земли по крышке услышал чье-то женское со вздохом:
– Какой красивый мальчик!
В пасмурном осеннем небе плыл бесконечно прекрасный, невысыхающе-блестящий крокодил.
Становая
