Книга Спасти Персефону - Мария Самтенко

— Только не говори, что я превращаюсь в древесную нимфу, — с тревогой спросил Владыка, неправильно истолковав ее взгляд.

Персефона представила результат и принялась хохотать.

Она смеялась и не могла остановиться, пока наконец не лишилась последних сил и не заснула, свернувшись клубочком, рядом с Аидом.

Последнее, что отметило ее угасающее сознание, это настойчивые расспросы неугомонного экс-царя о перспективе превращения в нимфу, и — временами — чьи-то вопли и оглушительный грохот камней.

Позади разрушался дворец.

Глава 8. Аид

— Ну что сказать, довели царицу, — сказал Аид. — С таким-то образом жизни.

Минта, сидящая рядом, согласно кивнула, Гермес чуть поморщился и потер длинную, уже заживающую царапину на щеке, и только Персефона, лежащая неподалеку, не отреагировала никак.

Она спала уже больше суток. Уже и Аид успел отойти после зеленой молнии, и Гермес нашелся, и Минта выползла из развалин дворца, а царица все спала.

Как раз из-за Минты Аид и решил перебраться на поверхность — мало ли что еще вылезет из развалин.

Подземный мир еще лихорадило после истерики своей госпожи, поэтому идти было тяжело — на пути то и дело вырастали колючие кусты с осыпавшимися мертвыми листьями.

Аид в кожаных штанах и куртке с узкими рукавами успешно пробирался сквозь эти заросли, а Минта с Гермесом, завернутые, по мнению экс-Владыки, «в простыни», цеплялись струящимися складками своей одежды за каждый куст. Гермес к тому же еще Персефону тащил, что усложняло маневры. Впрочем, сначала Аид пробовал нести ее сам, но рана на боку снова начала кровоточить, и он перепоручил спящую Владычицу Психопомпу.

Гермес был страшно недоволен. Он обоснованно полагал, что когда Персефона проснется, то сразу вспомнит обо всех накопившихся претензиях, и в этот раз убежать не получится. Тем более что шлем-невидимку забрал бывший подземный царь, решивший пока не шокировать подданных своим присутствием.

— Неси-неси, — сказал Аид. — Впрочем, я уже предлагал тебе отправиться к своим хозяевам. Аккурат перед тем, как получил от царицы. Так вот, предложение еще в силе.

Гермес отвел глаза и замолчал, зато почему-то завелась Минта. С ее точки зрения, Гермия следовало вот прямо сейчас утопить в Лете, чтобы не сдал всех троих Аресу и сообщникам. Если с Аидом Гермес не спорил, то с Минтой препирался целый час, выясняя, кто там кого и когда собирается предавать.

Аид слушал их перепалку со странной уверенностью, что раньше их что-то связывало.

— Вы что, были любовниками? — уточнил он наконец.

Минта звонко расхохоталась:

— Какой там! Он-то хотел, но я не дала. Много чести!

— Я просто спросил, — с обидой в голосе сказал Гермий, — а она сразу в траву превратилась! Я ей что, траволюб?

— А Зевса такие мелочи не останавливают! — приосанилась нимфа.

— Зевса в принципе ничего не останавливает, — задумчиво произнес Аид. — А ты, Минта, значит…

— Оборотень! — буркнул Гермес. — Она растение — оборотень!

Нимфа заулыбалась — она явно гордилась своими талантами.

— Прирожденный лазутчик, — заключил экс-Владыка. — Никто никогда не задумывается, что это там выросло у дороги…

— Или появилось в постели у Ареса! — подхватила Минта, облизывая пухлые губки.

Гермеса на этом жесте слегка передернуло, а Аид задумался, что, наверно, Персефона сама и отправила Минту в Аресову постель — нашла, так сказать, применение ее талантам. И это объясняет, почему царица ее до сих пор не прибила, как остальных соблазненных Аресом нимф.

Да и не убьешь ее, такую — ну разве что саблей рубить, но уж точно не в дерево превращать.

— А какие у тебя еще способности? — поинтересовался Аид.

Нимфа кокетливо хихикнула:

— Могу покорить на ложе любого мужчину…

Гермес закатил глаза.

— Я имею в виду те способности, которые ты унаследовала от матери, Деметры, — уточнил Аид. — А она чудеса на ложе в жизни не вытворяла. И вообще, у нее явно проблемы с материнским инстинктом.

— У нее все нормально с… как ты сказал? С материнским инстинктом, — возмутилась нимфочка, придерживая руками волосы, чтобы не наловить в них репьев: бескрайнее асфоделевое поле заросло гигантскими, выше человеческого роста, лопухами.

— Не знаю, не знаю, — зловещим голосом сказал бывший царь. — Если бы Арес похитил у меня дочь, то очень быстро бы пожалел. Даже если бы у меня не было никаких других сил, кроме природных. На земле я изменил бы климат, чтобы растения не могли плодоносить, а люди замерзали в своих холодных жилищах и постоянно материли олимпийских богов. А когда Зевсу начало бы икаться, я бы спустился в Подземный мир и устроил тут экваториальные дождевые леса. С соответствующей флорой и фауной. Попробовали бы мне не отдать мою дочь! Песец быстро бы наступил.

— Кто-кто? — ужаснулась Минта.

— Песец, — с удовольствием повторил экс-Владыка. — Это такой пушной зверь. Символизирует неотвратимость возмездия.

— Почему? — неожиданно заинтересовался Гермес.

Кого другого этот вопрос еще мог поставить в тупик, но не Аида, бороздившего далекие северные земли на собачьей упряжке и жевавшего квашеную моржатину в круглом доме, сделанном изо льда, а потом плясавшего на снегу под звон шаманского бубна.

— Летом этот зверь желтый, а зимой белый. И вот представьте: мороз! Вокруг снег! Лежишь себе в засаде, никого не трогаешь, и вдруг краем глаза замечаешь движение. Шевелиться нельзя, а оно приближается: издалека как будто ком снега… и в нем глаза, нос и пасть!

Гермес и Минта прониклись и больше вопросов не задавали.

Вскоре лопуховое поле сменилось хвощами и тростником. Под ногами хлюпала вода, редкие асфодели совсем поникли — им не нравилось расти на болоте. Зато непонятно откуда налетевшим комарам и мошкам болото нравилось, даже очень. Богов они пока не трогали, даже Аида, хотя его кровь и была правильного красного цвета — но нимфу нашли очень даже съедобной.

Минта взвизгнула, пытаясь отмахнуться от звенящего роя, оступилась и шлепнулась в лужу. На нее радостно прыгнули три разноцветные лягушки — большая темно-зеленая, маленькая посветлее, и одна, совсем крошечная, странного желтого цвета.

Аид за шкирку выдернул нимфу из лужи:

— Пойдем быстрее, болото уже заканчивается.

Да, болото, в смысле буйство тростника и хвощей, заканчивалось, начинались какие-то темные, утыканные колючими кактусами холмы. Почва была неровной, к тому же там тоже стояла, нагло игнорируя уклон почвы, тухлая вода, и пройти можно было, только прыгая по торчащим на каждом шагу кучам.

Кучи шевелились.

— Мне кажется, они ползут на нас, — с ужасом в голосе произнесла Минта.

Идти дальше ей явно не улыбалось, и Гермию тоже. И даже три давешние лягушки, которые с разноголосым кваканьем скакали за нимфой как за своим личным филиалом болота,