прощение, пытается оправдать Антона. А мне хочется выть, плакать я уже не могу, слёз почему-то нет. Димка рассказывает, что Олеська в больнице и на развод подала. Антон дочь себе хочет оставить, поэтому и злой такой. Антон меня во всём обвиняет, поскольку я часто с Ритой возилась, а Олеся без дела по мужикам бегала. Так себе оправдание мужской жестокости…
На восстановление мне понадобилось почти две недели. Как на восстановление? Чтобы научиться передвигаться, не привлекая внимание окружающих. Мышцы на спине болеть не перестают, ни наклониться, ни сесть без боли не получается.
Видя мои муки, муж ко мне не прикасается, хотя всё остальное возвращается на круги своя. Димка меня полностью контролирует, телефоном могу пользоваться только в его присутствии. Ноутбук под запретом. О моей работе слышать не хочет. Обещает, если не одумаюсь, режим ужесточить. И снова всю злость на Мироне срывает.
Мне даже Андрею весточку не передать. Со Стасом общаюсь только в присутствии мужа. Как при Димке сказать?
Как бы мне не было плохо, но переживаю я больше всего за мальчишек. После увиденного Мирон перестал разговаривать. Хотя и понимаю, что это последствия перенесённого стресса, но легче от этого мне не становится. Нужно срочно показать Мирона врачу, но муж непреклонен.
— Прекрасно, что молчит, — реагирует он на мою просьбу. — Будешь верещать и тебя замолчать заставлю.
Диме звонила мама, хотела приехать, проведать внуков, но он не разрешает, сказав ей, что не собирается жить в одной квартире с тёщей. Этот разговор я случайно услышала, а потом Димка мне сам рассказал, дав понять, что я никто.
Глава 11. Андрей
Я с трудом заставил себя уйти в то утро от Лерки. Внутри всё сжималось, в какой-то момент хотел вернуться, послать все условности к чертям собачьим и никуда её не отпускать. Лишь страх потерять Лерку заставил меня уехать в загородный коттедж и заняться приведением его в порядок.
Первую неделю регулярно звонит Стасян. У Лерки всё нормально, девочка готовится к кардинальным переменам в своей жизни. Назначает встречу в парке, больше терпеть нет сил, решаю её забрать в Питер. Но она не приходит…
Ещё два дня живу в Москве у Стаса. Связи с Леркой нет. Ни она, ни дети из квартиры не выходят. Ребята аккуратно узнают про её мужа. Он отпуск на неделю взял. Может с этим связано…
Уезжаю в северную столицу и оседаю в квартире родителей. Здесь всё о моей Лерке напоминает. Хрупкая красавица и её мальчишки из головы не выходят. Просто помешался на желании быть с ними.
Неожиданно на пороге родительской квартиры Янка нарисовывается. Только её мне сейчас не хватало. Последнее время на её телефонные звонки не отвечаю, нагло сбрасывая. Вот и припёрлась…
— Андрюш, ты про развод серьёзно? — с порога начинает Яна, пытается прижаться ко мне, как всегда прося ласки, а я до неё даже дотронуться не могу. Организм противится.
— Серьёзно, — бурчу ей в ответ и отхожу на приличное расстояние.
Янка обходит квартиру и цепляется взглядом за детские игрушки, оставленные мальчишками. Внимательно их рассматривает. Потом взгляд на меня переводит.
— Бендас, тебе никто не говорил, что ты придурок!? Тебе баба досталась, которая любить только тебя одного согласна, а ты любовь детям отдать хочешь. Зачем они тебе?
Я молчу, хочу дать ей выговориться.
— Андрюш, если ты так зациклился на детях, я согласна. Я рожу тебе ребёнка, но не обещаю быть примерной мамашей. Ночами к нему сам подпрыгивать будешь.
Янка смотрит на меня, а я продолжаю равнодушно молчать, подхожу к балкону и открываю балконную дверь. Я знаю, как это бесит Янку, она не терпит сквозняков. Сейчас я хочу её выбесить, хочу, чтобы она психанула и ушла. Но Янка терпеливо ждёт, собрав всю свою выдержку в кулак. Я точно знаю, что это ненадолго, выдержки у моей бывшей «ноль».
— Что Ты От Меня Хочешь? — говорю ей это зло, отчеканивая каждое слово. — Я подал на развод. Это моё последнее слово.
— Ну, Андрюш. Я на всё согласна… Только забери заявление… Я люблю тебя… — Янка может быть нежной, когда ей это нужно.
По молодости мне даже это нравилось. Нравилась её резкость, дерзость, такая лёгкая женская грубость. Если что не так, могла послать по адресу… Только вот потом это надоело. Яна не прислушивалась ко мне, к моим просьбам, к моим желаниям. А своими она делиться не привыкла. Последние лет пять-семь нас объединяло только супружеское ложе. И то от случая к случаю. Я близости не требовал, свои хотейки на стороне удовлетворял. Янка это знала, но молчала. О причинах её отсутствия дома я тоже не спрашивал. Так и жили. Современные свободные отношения…
Яна ещё много чего говорит. Потом останавливает свой взгляд на моих руках и замолкает. Перевожу свой взгляд на руки. В руках я, оказывается, верчу Леркину заколку, забытую моей девочкой на подоконнике. Даже не заметил, как она ко мне в руки перекочевала.
— Бендас, ты себе бабу завёл? — и в голосе у Янки появляются первые нотки растерянности.
Она знала, что я иногда сворачивал налево. Но я всегда возвращался в свою гавань и даже какое-то время угрызение совести мучало. А сейчас его нет, этого угрызения. Я молчу. Ничего никому не хочу говорить про свою Лерку. Она только моя. Все о ней узнают, когда женой моей станет. И почему-то даже капельки сомнения в этом нет.
— Бендас, ау! Я с кем разговариваю? — Янка снова называет меня по фамилии, но сейчас меня это не трогает. Всегда трогало. Во время ссор Янка всегда меня по фамилии называла и всегда с пренебрежением её произносила. Фамилия моя ей не нравилась и выходя замуж она свою оставила. — Ты что, бабу с ребёнком подцепил? Вдвойне дебил!..
Но снова я молчу. Стою у окна и равнодушно смотрю на жену, почти бывшую. Ох, Яна — Яна, если бы ты знала, что не с одним, а с двумя!..
— Может ты хоть слово в своё оправдание скажешь?
И я решаю ответить на этот вопрос Янки.
— А я перед кем-то оправдываться должен? Перед тобой, что ли? Яна, ты ничего не путаешь?
Янка молчит. Она не знает из-за чего я подал на развод. Я никому причину не озвучивал… Это наше с ней, личное. В отличие от Яны, я нашу семейную жизнь никогда ни с кем не обсуждал.
— Если кто и должен оправдываться, то это ты, Ян, — смотрю на неё, ярость
