ослушалась. За это, знаешь, что полагается?
И лишь тут до Виктории Чучухиной дошло, что она реально подставила не только господина Миклешина, но и, жутко произнести, Анну Иоанновну! Вообразить, какой поднялся кипиш во дворце, было до мурашек по коже страшно. Что же теперь будет?
— А если я соглашусь доносить тебе, так во дворце меня, что, сразу обратно пустят? Реально скажут: раз ты шпионишь против нас, то велком — мы тебе всё прощаем.
— Тебя сама Елизавета Петровна за руку приведет. Она умница, умеет с императрицей разговаривать. Объяснит, что, мол, ты не хотела, да я силой увез, рубите голову с негодяя, ну, и дальше так же. Меня, может, в Москву отправят, а может, и просто пожурят. Ивановна амурные похождения уважает. А откажешь в моей просьбе — извини, сама возвращайся. Токмо окромя дыбы тебя никто не ждет.
Виктория Чучухина не любила, да и не умела держать язык за зубами. Она была готова делиться со Слеповраном всем, что происходило во дворце, не видя в этом ничего зазорного, тем более, что и не пыталась разбираться во всех враждующих партиях, беспрерывно плетущих интриги, ругаясь и мирясь. Но когда Викторию загонял в угол, не оставляя права на выбор, человек, который минуту до того клялся в вечной любви, Виктория возмутилась:
— Как это — дыба? Ты же меня увез и под венец звал!
— Куда не позовешь, когда ретивое играет. Ты же дама опытная, небось, и не то в сладкие минуты слышала. И как я звать венчаться тебя мог? Не по твоей роже каравай. Да у меня супруга имеется. В Москве меня княгиня ждет со дня на день.
Соболевский-Слеповран говорил без издевки, равнодушно, и Виктории стало противно, так противно, что захотелось немедленно уйти.
— Вот, жену и вербуй в доносчицы, а я пошла.
— Ступай, вольному — воля. Погуляй, охладись маленько. Через часок, а то и пораньше приползешь, в ногах валяться станешь, на коленях умолять — я добрый, может, и прощу.
Виктория, нарочито громко хлопнув дверью, вышла из спальни, на ходу пытаясь застегнуть пуговицы. «Не по роже каравай… да пошел ты… в ногах валяться, на коленях умолять… козел… пизд@бол, не скучай, смотри футбол…» — бормотала она, спускаясь по лестнице, где несколько часов назад на руках нес её Слеповран. Но когда оказалась на улице, решительности у неё поубавилась. Куда теперь идти, Виктория не представляла. Единственный дом в Петербурге, какой ей был известен, это дом Платона Дмитриевича Паврищева. Но ни как добраться до него она не знала, ни что сказать. Платон Дмитриевич сразу же за шиворот во дворец оттащит — ничем он не поможет Виктории в ситуации, ею же и созданной. Бежать надо из Петербурга, но куда и как? Документов нет, денег нет — ничего у неё нет. «Главное, у тебя нет мозгов», — крутилась в голове любимая фраза Вуколова. Прав был Валера, когда ей это говорил, сто раз прав. Но тут всплыло в памяти: «у заставы дом Жабоедова», и подумалось Виктории, что у смешного Мальцева хоть на время можно будет схорониться.
Х. Санкт-Петербург, ночь с 6 на 7 октября 1740 года
На улице было темно и безлюдно. А ещё столица называется, или это просто такая пустынная улица… Виктория не стала раздумывать над этим, поскольку перед ней стояла более сложная задача — добраться до дома Жабоедова. Как она объяснит Мальцеву своё появление, Виктория пока не задумывалась: задачи надо решать по мере поступления. Виктория Чучухина жила в Петербурге почти полгода, но сориентироваться в этом городе никак не могла, да что там — в Петербурге, она во дворце только недавно перестала плутать по лабиринтам комнат и галерей. За спиной зацокали копыта, и извозчичья повозка остановилась возле Виктории. Бородатый мужик на козлах окинул взглядом женскую фигуру: роброн из дорого атласа, бархатная накидка — и в такой час одна на улице.
— Куда отвезти прикажите?
Извозчик, видимо, принял Викторию… Впрочем, какая разница, за кого он её принял, главное, она могла добраться до следующего пункта своего пути в неизвестное.
— Мне к заставе, в дом Жабоедова.
И они поехали, долго кружа по каким-то темным проулкам. «Может, дороги не знает или завезти куда хочет — нереально столько катать», — мелькнула испуганная мысль, но тут они остановились у маленького домика в три окошка, и извозчик объявил:
— Вот прибыли — дом Жабоедова.
Виктория не поняла, как извозчик догадался: ни номера на доме нет, никаких табличек не вывешено, неужели всех домовладельцев в голове держит, или это такое популярное место, куда к Мальцеву постоянно в сумерках съезжаются дамы со всего Петербурга. От этого предположения Виктория, несмотря на нервический озноб, улыбнулась: представить длинного конопатого Мальцева в роли брутального мачо было смешно. Расплачиваться с извозчиком пришлось кольцом, подаренным императрицей, — в прямом смысле, царским подарком. Извозчик удивленно рассматривал перстень с самоцветом:
— Много даете, барыня.
— Ну, что сверх счетчика — на чай, — великодушно улыбнулась Виктория. Она не могла прийти в себя от радости, что в большом городе нашелся маленький домик Жабоедова.
— Может, засим ещё куда надобно свезти?
— Никуда не надо, поезжай, — Виктории хотелось побыстрее избавиться от возницы, и лишь когда цокот копыт стих, сообразила: мало ли где Мальцев может быть, а извозчик отвез бы в гостиницу, должны же быть в столичном городе гостиницы. Потом надо найти скупку или ломбард, с кольцом она, конечно, погорячилась, но ещё есть серьги, которые к жемчужному роброну подобрала камеристка Анны Иоанновны… Виктория поднялась на крыльцо дома Жабоедова и встала под дверью — вдруг Мальцева нет дома, куда тогда идти, а вдруг Мальцев её не примет, побоится лезть в эту историю неисполнения царской воли… Угораздило же оказаться в чужом городе без денег и мозгов! Но тут дверь распахнулась, и на пороге появился Сергей Афанасьевич Мальцев собственной персоной.
— Доброй ночи! А я к Вам в гости, — объявила Виктория.
Мальцев ошалело уставился на неё:
— Виктория Робертовна, откуда Вы? Вы ко мне? — таким растерянным Мальцева Виктория даже представить себе не могла.
— К Вам, Сергей Афанасьевич, не к Жабоедову же, — заулыбалась Виктория.
— Ко мне? Какому случаю обязан?
— Сергей Афанасьевич, не тупите. В дом пустите?
— Господи, что ж я Вас на пороге-то держу! Конечно, проходите, Виктория Робертовна, проходите, — суетился Мальцев. — Но у меня не прибрано, я Вас никак не ждал. Я вообще сегодня никого не ждал.
Адъютант лейб-гвардии Измайловского полка Сергей Афанасиевич Мальцев занимал две крохотные меблированные комнатушки,