которой она написала свои книжки, а не осталась в неведении. Хотя тот же Мастер до конца считал, что он по собственной инициативе написал роман об Иешуа.
— Ну, да, ну, да. Наверное, вы в чем-то правы.
— А вы не думаете, что авторша может написать продолжение? Такой второй сезон детективов, как в сериалах?
— Может. Но зачем ей это будет нужно? И каков в них будет сюжет? Угробить всех оставшихся в живых действующих лиц?
— Да хоть бы и так!
— «И тогда никого не осталось…»
— Но в таком случае их всех явно погубит следователь, то есть вы!
— А вот это не факт!
— Опять вмешаетесь в написание?
— Что вы, что вы… Но как вы думаете, все семь новых книжек будут тоже написаны по одной схеме?
— Понятия не имею, но, скорее всего, да, метод-то отлажен, зачем что-то менять.
— Что ж! Если она их напишет, то мы обязательно обсудим ее детективы на заседании литературного клуба. Или это будут уже философские романы на тему добра и зла?
— Все, хватит. Мне пора уходить. Я устала.
— Да, что-то вы сегодня невеселы. Но посмотрите на часы. Уже полночь! Только что наступило Рождество.
— Полночь? Как же я доберусь домой?
— А зачем? Ведь праздник здесь только начинается!
— У меня, между прочим, сегодня день рождения.
— В Рождество?
— Да. Так уж получилось. Но, наверное, вам этот факт уже известен.
— И у вас есть какое-нибудь желание?
— Желание? Что ж… Расскажите мне о вашей карточной игре с Пушкиным, Лермонтовым и Гоголем.
— Это не серьезно. Вы же сами все знаете…
— Нет, не все. Только то, что вы играли с ними в штос, и потом писатели рассказали своим читателям об этой игре в «Пиковой даме», «Игроках» и, естественно, в повести «Штос».
— И они, насколько я помню, не оказались в выигрыше…
— Еще бы! Они же не знали, кому посмели бросить вызов.
— Ах, молодость, молодость…
— Но что все-таки они должны были сделать, когда проиграли? Не деньги же вам отдать?
— Конечно, нет. Я лишь попросил их выполнить одно поручение — развезти по России семь табличек и установить их в разных местах.
— Понимаю. На пирамиде, «яйце», чаше, каменной стене, волжской скале, развалинах дома и еще какого-то сооружения на берегу озера, которые упоминаются в семи детективах. И, значит, на них не написано что-то относящееся к их разгадке, то есть имя убийцы?
— Забавная мысль. Конечно, же нет.
— Тогда что на них?
— Понимаете, мне было скучно. А в начале девятнадцатого века в России не было ярких писателей.
— Возможно. И какое отношение эти таблички имеют к русской литературе?
— Как какое? Ими я дал ей шанс!
— Шанс? То есть три наших классика одновременно прочитали что-то на этих табличках, кому-то о них рассказали, а кто-то об этом узнал совершенно случайно и осознал прочитанное, а потом они все смогли написать что-то значительное? И я даже догадываюсь, кто это был, естественно, кроме Александра Сергеевича, Михаила Юрьевича и Николая Васильевича. Писатели, по произведениям которых написаны те семь детективов, которые вы обсуждали в литературном клубе! Я права?
— Возможно.
— Но, в конце концов, вы скажете мне, что же там на этих табличках?
— Извините, но я этого не сделаю, хотя вы мне и нравитесь!
— Ну, и зря!
— Кстати, а вы представляете внешне действующих лиц из семи детективов нашей авторши?
— Конечно. Я столько раз перечитывала те книжки, чтобы найти ответ на вопрос, кто там убийца, то просто реально их вижу.
— Тогда вот вам подарок от меня! Посмотрите вокруг!
Неожиданно заиграла знакомая музыка. Сверху стал спускаться разноцветные серпантиновые ленточки и посыпались конфетти. Я посмотрела вниз, а потом оглянулась.
— Неужели? Но такого не может быть! Все посетители торгового центра — персонажи из этих детективов! Это, действительно, они?
— Да.
— Только на них современная одежда!
— Естественно.
— Но какое счастье, что они все живы, и в детективах никто не погиб!
— Разумеется, это же игра!
— Игра?
— Конечно, ведь все эти герои принадлежат вечности, поэтому что с ними может случиться?
— Как хорошо!
— Никто им уже навредить не может! Ни вы, ни даже, извините, я.
— Так это же прекрасно! А это… Смотрите! Неужели это сам Лев Толстой разговаривает с Федором Михайловичем? С Достоевским уж…
— А почему бы и нет?
— А это Гончаров с Тургеневым? Значит, они помирились?
— Давно уже.
— А это Александр Сергеевич! Пушкин! Я его узнала!
— Он, он.
— И вокруг него столько дам!
— За два века наш гений совсем не изменился.
— А это Лермонтов на него смотрит? И Гоголь рядом с ним!
— Завидуют, наверное.
— А Горький о чем-то спорит с Антоном Павловичем! С Чеховым уж! А Александр Николаевич Островский сидит также, как у Малого театра, и за всеми внимательно наблюдает.
— Он такой…
— И все вокруг танцуют. Потрясающе!
— Да?
— И тогда это же самый настоящий бал… Но кого?
— Мой! И заметьте, все дамы одеты, и нет никаких кровавых подробностей, типа, ненужного убийства и отрезанной головы…
— Надеюсь, что их и дальше не будет. Вы же не испортите мне такой чудесный праздник?
— Конечно, нет. Каждый видит то, что хочет… И в данный момент то, что хотите именно вы.
— Спасибо!
— Значит, вы счастливы?
— Я? А это уже похоже на договор Мефистофеля с Фаустом о продаже души — «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!».
— Так как?
— Относительно. И знайте, я найду те таблички! И узнаю, что все-таки на них написано!
— Но зачем вам это? Ведь вы даже не представляете, куда вас может завести их поиск.
— Пусть! Притом у меня есть три подруги, которые умеют решать трудные задачи. И я надеюсь, что они не откажут мне в помощи.
— Что ж, как я понимаю, вас не остановить! Значит, так тому и быть! Но как же быть на балу и не танцевать? Ведь теперь все только начинается… Маэстро, вальс! Поэтому прошу вас, дайте мне вашу руку. Я жду…
И пока на этом все!
