лицо Герки с округлившимся глазами и побелевшим кончиком носа.
— Сейчас! — сказал Герка. — Сейчас! Подожди чуть-чуть.
Он сбросил на землю рюкзак, покопался в нем и вытащил кусок веревки. Спустился к Чекову.
— Чуть-чуть потерпи, старик… — быстро затянул на его руке калмыцкий узел, снова полез наверх, и Чеков напряженно следил за ним. Герка искал глазами, к чему бы привязать веревку. Как долго он искал… Не нашел ничего такого. Стал ножом ковырять склон. Как мучительно долго он делал это, но вот выкопал две ямки в земле и уперся ногами. Лицо Чекова сделалось бурым. Герка натянул веревку.
— Отпускай! — сказал он, но Чеков не сразу выпустил куст. Веревка натянулась, тело как-будто стало легче, исчезла свинцовая скованность. Чеков медленно пополз вверх, ощущая уже мозгом, мышцами, кожей бурную радость спасения. Нога нащупала трещину, он с силой оттолкнул предательский ком земли… Позади ухнуло, содрогнулось, сразу едко запахло пылью.
— Давай! Давай! — весело говорил Герка. — Ну и тяжел ты, старик…
3
Они вскарабкались по склону на самый верх, туда, где начиналось ровное плато. Здесь Чеков лег, мягко распластался, прижался животом, грудью, щекой к горячей земле, к ее мелким соринкам.
— Ты полежи, успокойся, — сказал Герка. — А я посмотрю, откуда взялся этот бешеный табунок. Мне очень хочется посмотреть…
Чеков не ответил, ему было не до Герки и не до табунка.
— Я только взгляну, где они лежали, — повторил Герка.
Чеков отвернулся, чтобы не смотреть, как он идет, прижимаясь телом к отвесной стене, вздыбленной над узкой тропой. Герка пропал из виду… Чеков весь сжался, вспоминая то, что случилось несколько минут назад. «Неужели так можно? — думал он. — Глупый случай — и прощай жизнь! Так просто расстаться со всем, что доставалось трудом, усердием, болью. Глупый случай и нет ничего того, чем он уже гордился, что давало спокойную уверенность в себе. Неужели так можно? И никто не возмутится такой несправедливостью?»
Вернулся Герка сияющий.
— Это гепард! — кричал он. — Я видел следы! Гепард испугал архаров. Он все-таки есть!
Чеков смотрел на него, ничего не понимая. Гепард! Что такое гепард в сравнении с тем ужасом, что пережил он. Как можно радоваться чепухе? Слова Герки звучали, не трогая его. Он видел только знойное синее небо, желтые обрывы и глаза! Безумные глаза бегущих архаров, в которых ужас и отчаянная жажда жизни. Они, эти архары, хотели жить под синим знойным небом и ради своей бессмысленной жизни готовы были столкнуть его в бездну, с его статьями, диссертацией и вполне определенным положением в обществе… И Герка, Герка вернул ему все это. Как хорошо!
— Герка! — сказал он, приподнимаясь. — Спасибо, Герка!
Герка улыбался, все что-то говорил, и каждая фраза начиналась словом «гепард». Потом он показал пальцем вверх.
— Что-что? — переспросил Чеков. Он уже сидел на земле, глядя прямо перед собой. Ему стало лучше.
— Нечет, — говорил Герка. — Да и время к обеду. Еще немного пройдем, а там хороший спуск. На сегодня достаточно приключений…
И две фигурки — очень маленькие в сравнении с большой, налитой зноем пустыней, — направились вдоль оврага. Шли теперь по равнине, по плато, а тропа вилась внизу — узенькая изломанная полоска. И Чеков время от времени бросал туда взгляды, смотрел сумрачно и тревожно, не мог не смотреть.
Цепь обрывов прервалась зеленым травяным склоном, круто устремляющимся вниз. Это был тот самый спуск, о котором говорил Герка. Через несколько минут они были на дне оврага Кызыл-жар. Здесь было так же знойно, как и на плато. Близился полдень, тени были такими короткими, что пришлось устроиться под высоким обрывом, чтобы спрятаться от солнца.
— Что, если этому отростку надоест висеть и он оторвется? — посмотрел Чеков на висящую глыбу.
— Оторвется именно в том момент, когда мы нашли здесь приют? Это было бы, по крайней мере, непорядочно… Она этого не сделает. — Герка провел рукой по шершавой скале. — Если долго не вижу — мне снятся эти обрывы и чудится запах глины…
— Боюсь, мне будут сниться… архары!
— Вот ты послушай…
— Что?
— Ну, прислушайся…
Чеков огляделся в недоумении. Ах, вот оно что… Действительно! Синь неба, желтизна глины, блеклая растительность — все это сочеталось таким образом, что казалось, звучит негромкая тягучая мелодия… И это было так естественно, что не удивляло. Герка прищурил глаза и покачивал в такт головой.
— Ты слышишь?
— Да, слышу, — ответил Чеков.
— Вот так всегда…
В раскаленном воздухе, как маленькие реактивные самолеты, носились белобрюхие стрижи. Они ловили каких-то насекомых, выписывая на полной скорости немыслимые траектории, и когда круто меняли направление, в воздухе раздавались гулкие хлопки. В обрыве, истыканном норами, гнездилось множество разных птиц. Вот уж в который раз прилетал скалистый поползень, держа в клюве какое-нибудь насекомое. Прежде чем влететь в гнездо, он садился на корешок, торчащий из обрыва, и внимательно разглядывал людей, будто размышляя — зачем здесь эти большие существа? Уж не хотят ли достать птенцов? Может, затаиться на время, бог с ними, с саранчуками… Да по всему видно — не опасные эти двуногие. Успокоившись, поползень кричал «сит-сит», срывался с корешка и летел к гнезду, чтобы накормить тех, кто давно выказывал нетерпение энергичным писком, приглушенным толстыми глиняными стенами.
Неподалеку от скалистого поползня жил каменный воробей, степенный и важный. Желтое пятнышко на его груди светилось, как модная безделушка. Неслышно подлетал он к своему гнезду с добычей в клюве, поглядывая на людей не то что спокойно, а даже с чувством превосходства.
— Экий невежа! — сказал Герка воробью. — Надо же иметь такую нахальную физиономию!
«Кийип, кийип!» — пронзительно вскрикнул воробей, и кто знает, что означало это «кийип», может быть, похуже, чем невежа…
Герка, раскрыв блокнот, что-то писал, Чеков лежал на спине и вяло размышлял. Здешняя природа казалась ему жесткой, суровой и какой-то бездушной, и все эти живущие в норах воробьи, удоды, поползни вызывали в нем сочувствие и уважение.
Послышался едва заметный свист, будто кто-то дул в тонкую трубочку. Герка оторвался от блокнота и посмотрел в небо; свист приближался, и Чеков тоже увидел темную точку в небе, она близилась, росла прямо на глазах, превратилась в стремительный черный ком. Черный ком грозился вонзиться в желтую стену обрыва, и никакая сила не могла этого предотвратить.
— Гриф! — произнес Герка с восхищением. — Черный гриф!
Гриф развернулся как парашют и закачался на огромных крыльях, медленно опускаясь на выступ обрыва.
— Я этого гнезда не знал.
На большой высоте, на неприступном выступе устроили черные грифы свое гнездо. Тот, что только прилетел, был, по-видимому, самцом, а над гнездом, подняв зонтом крылья, сидела другая птица, оберегала от солнца детеныша.
