меняющимся обстоятельствам. А всеми этими навыками сокольничий обладает в избытке.
Двое дружинников обменялись взглядами, явно ошеломленные смелостью парнишки. На мгновение они, казалось, потеряли дар речи и не знали, что сказать.
Затем наконец-то оставивший в покое своё кольцо Сверр заговорил:
— Очень хорошо, мальчик. Возможно, ты прав насчет соколиной охоты. Но не думай, что одно только это сделает тебя настоящим воином. Для этого нужно нечто большее, чем просто дрессировка птиц.
Сделав глубокий вдох, Щука кивнул:
— Я понимаю, господин. Обещаю оттачивать свое мастерство как верный помощник воеводы, как сокольничий, конюх и как воин. И однажды я докажу вам, что достоин служить и князю Олегу, и даже самому великому князю Игорю.
С этими словами он встал из-за стола и пошёл прочь из жилища, окровавленный кинжал по-прежнему был у него в руке. Двое воинов смотрели ему вслед, выражение их лиц стало задумчивым.
— Знаешь, смелости этому мальчишке не занимать. Может быть, в нём есть что-то большее, чем мы думали?
Сверр, прикусив губу и проводив взглядом исчезнувший в дверях невысокий силуэт, кивнул.
— Действительно. Возможно, нам стоит присмотреться к нему или даже научить паре-тройке трюков с мечом. Кто знает? В конце концов, удививший однажды имеет все шансы удивить нас всех снова.
* * * * *
Старая лодка продолжила двигаться по инерции и медленно врезалась в прибрежные заросли высокого камыша, уткнувшись носом в мягкий зыбкий грунт. Тонкая рука Ольги уверенно втыкает рукоятью в ил весло из ясеня и старательно привязывает к основанию лопасти верёвку так, чтобы отцовский челнок не унесло непослушным течением Великой прочь.
Поднявшийся на ноги князь осторожно шагнул за борт и погрузился по щиколотки в прохладные речные воды, как вдруг лицо его от перекосило от боли, и Игорь чуть не плюхнулся обратно в судно.
— Как чувствуете себя, княже? — девица выразительно поднимает одну бровь, где-то глубоко внутри ощущая постыдное удовлетворение от неприятностей спасённого ей витязя.
Игорь, который заёрзал на месте от пульсирующей боли в икре, бросает в её сторону недовольный взгляд:
— Как, по-твоему, я себя чувствую? У меня повреждена нога, всё тело в ссадинах и укусах мошкары, и вдобавок я застрял здесь с чуть не убившей меня веслом наглой варяжкой.
— Не стоит преувеличивать мои возможности… — ехидно отвечает Ольга и надевает маску безразличия, стараясь скрыть тремор в руках от нахлынувших на неё воспоминаний о недавних событиях в лодке. — А благодаря наглой варяжке Вы всё ещё живы и можете вернуться в столицу, раз уж отношения с местными лесами у Вас не заладились.
— Я благодарен тебе за спасение, но это не значит, что мои раны от этого причиняют мне меньше неудобств, — хмурится тучей Игорь, делая ещё один опасливый шаг вперёд.
— Снова жалобы?
— И давно ли ты стала такой острой на язык?
— С тех пор, как чуть не убила веслом великого князя, — резко заявляет девушка, завязав тугой узел на верёвке. — Вряд ли теперь мои слова находятся за гранью этого неслыханного и дерзкого поступка.
— Справедливо, — усмехнулся её ответу Игорь. — Должен признать, что ты была храброй. И тогда, и когда решила меня спасти.
— Так на моём месте поступил бы любой, — варяжка бесстрастно пожала плечами и по-ребячьи прыгнула в воду, забрызгав заросли вокруг и самого собеседника холодным фонтаном из капель.
— Я бы не был так в этом уверен, кх… — темноволосый правитель сморщился от боли и согнулся в три погибели. — Проклятая нога!
Обеспокоенная Ольга тут же метнулась к князю молнией и осторожно взяла его под руку, почувствовав на себе тяжесть тела витязя. Сам князь повторно скорчился от неприятных ощущений и сделал глубокий и медленный вдох полной грудью: кажется, конечность всерьёз была повреждена.
— Больно? — взволнованно спрашивает девушка, помогая спутнику осторожно добраться до твёрдой почвы под ногами. — Будет лучше, если я подсоблю с тем, чтобы довести до дома. Осталось потерпеть совсем немного.
— Не… немного, — стараясь звучать убедительно, прокряхтел он и мгновение спустя довольным лисом улыбнулся, наслаждаясь своей маленькой хитростью. — Так… и вправду лучше.
* * * * *
Прохладный ветерок с реки принёс во двор Эгиля свежесть и сладковатый запах цветущей липы, но, увы, развеять сомнений опытного торговца не смог. Да и как тут не сомневаться, если напротив него на крыльце сидел оробевший соседский сын, без живого места на лице и теле, в паре аршинов левее же точил свой меч сам бывший властитель и регент столичного престола, а ныне — правая рука действующего великого князя.
— Как ты, купец, уже понял, этот мальчишка клянётся, что он с твоей дочерью нашли нашего князя посреди леса, раненого и без сознания, — клинок с неприятным звуком скользнул по точильному кругу из песчаника, заставив хозяина избы стиснуть зубы от дискофморта не только утверждения знатного господина, но добравшегося до ушей скрежета. — Когда мы его обнаружили, при себе у сопляка были княжеские сумка и меч.
Купец нервно поднимает глаза на пожилого воина и чувствует, как с каждым промолвленным словом его горло начинает пересыхать:
— В чём же состоит суть вопроса, княже?
— Не знаю, так ли это в действительности или юнец решил извернуться скользким налимом и придумал байку, что вернулся за господскими вещами, — резко озвучил мысли Вещий Олег, глаза воеводы сверкнули напряженной подозрительностью. — Что скажешь?
Эгиль тяжело сглотнул, мысли мужчины спутались, а глаза с жалостью посмотрели на Ярослава, в котором едва ли можно было узнать прежнего соседского сына-балагура.
— Я не могу утверждать о его поступках наверняка, — сказал нерешительно отец Ольги, — Зато могу сказать, что семья у них хорошая и честная, а сам Славко — хороший и добрый хлопец. Он вырос у меня на глазах, всегда был почтителен к старшим и добр к сверстникам. Да, мог иногда ради шутки коров напугать или залезть в мой челнок, чтобы посмотреть на дорогие сети из Новгорода, но не более того.
— Возможно, так оно и было до сего дня, — глаза предводителя дружины опасно сузились. — Но не водилось ли за ним сребролюбия? Не могла им овладеть алчность? Как у семьи со средствами к существованию? Не водились ли за кем-то долги?
Купец заколебался ещё больше, чувствуя, как тяжесть ситуации ложится на его плечи пудовым камнем.
— Я… я не знаю, господин, — заикнулся Эгиль. — Живут как все в Лыбуте, отец до кончины своей промышлял пушниной. Не припомню, чтобы за ними были долги, пусть времена нынче и непростые для торговли. Могу предположить, что никаких мотивов для кражи у него не было.
Олег, краем глаза глядя на безразличного
