в ее теле. А мама ее нажимала на все медицинские рычаги, что ей подвластны, и пыталась спасти Дашку всеми фибрами своей души и материального достатка. Я как-то поинтересовалась у тети Тамары:
– А почему вы Дашку не отдали учиться за границу, ну или в самую лучшую школу, ведь она ходит в самую обычную, в нашу?
На что мной был получен такой ответ:
– Вот, ведь, не детские у тебя вопросы, Ларис, я прекрасно понимаю, что проживет она не долго, так зачем ей портить эти месяцы усиленной учебой? Вот зачем? Я ведь ее тогда не буду видеть. А так – школа рядом, Дашуня веселая, вот ты у нее появилась из друзей. Ей ведь так немного осталось, – и заплакала. Молча.
А уж Дашка пользовалась этим знанием по полной! Стоило ей пожелать игрушку – к вечеру следующего дня она уже у нее. Видела красивую книжку – то же самое. А уж насчет продуктов в холодильнике – моя «черная икра» и рядом не валялась. Поэтому, когда Дашка воспылала страстью к Сережке Ташину, он был немедленно завален кучей подарков с ее стороны. А вот относить все это выпала честь мне. Я была мулом.
Думаете легко? Этот капризный амурчик, с благосклонностью принимал принесенные дары, долго осматривал со всех сторон и порой отсылал обратно, со словами:
– Не хочу.
И тогда Дашка заливалась слезами и билась в истерике:
– Он меня не любииииит! Ларис, ну пойди к нему, спроси, что он хочет, я все ему дам – только пусть он со мной погуляет!
И я послушно плелась обратно, со злобным блеском в глазах вытаскивала этого поганца за шкварник в подъезд, и методично стукая затылком об стенку, принуждала его пойти с Дашкой гулять. Попутно выясняя, что он за это хочет получить. Ну не рассказывать же ему, что Дашка умирает.
А ближе к зиме, между первой четвертью и второй, ее не стало. Для всех Дашу перевели в другую школу. Но жизнь продолжалась. А я стала ненавидеть типаж «амурчиков-Альфонсов». Блондинов с голубыми глазами.
Глава 27. Мама в больнице
Вот и зима подобралась. Тихо ступая мягкими снежными подушечками по земле, заволокла искристой вуалью оголенность веток. И так же тихо подкосила… Не, не меня, а маму. Пневмония у нее, а я даже не чихнула за это время. И начались наши дни без нее. Я скептически отнеслась к факту того, что все будет делать папа. Вот что-то не особо я помню, что бы папа занимался домом. И зря!
Практика показала, что папа, оказывается, вкусно готовит! Да еще и как! Хаш – ммм….нннн….яяяяя…мммм. Где он брал говяжьи хвосты, я догадалась чуть позже, а само блюдо можно есть и как суп, и как холодец. Что в нашем положении было чудесно, меньше разогревать. И папа НЕ пересаливает все подряд. Жирное он не готовил совсем, не то, что мама.
А как он пришивал мне воротнички… тсссс… главное было, не говорить, что я и сама умею. Виртуозно штопал порванные на коленках колготки! Ну что я еще могу сказать – он улучшенная версия мамы – может все сам и главное не орет. И водит нас в болгарскую столовую.
Занимались у нас постройкой общежитий – болгары, и именно для них и была построена эта столовая. А соседка Маргарита Сергеевна в ней работала и, узнав, что мама надолго в больнице, раздобыла нам талончики на питание (ну вы поняли, откуда хвосты). Понеслись наши самые вкусные дни – питки, баница, мусака, гювенч, кебабче и конечно яблочный пай.
А ему начали усиленно строить глазки тамошние штукатуры – болгарки. Но папа был как скала:
– Господи, я еще не настолько оголодал, чтобы на таких швабр кидаться… Я не собака – кости не ем! – и гордо задрав голову под взглядами десятка «костистых швабр», удалялся, ведя нас с братом за руки. Отец – одиночка.
А вот в больнице у мамы мне не понравилось. Да и что там может понравиться? Все ходят и разрывающее кашляют. Врачи брезгливо отводят глаза, в помещении пахнет обоссанными кошками и хлоркой.
Мимо проходит вообще не кашляющая женщина.
– Во, вот это она. Она уже не спит при мне дня 2, как вообще на ногах держится? – мама с упоением рассказывала отцу про тутошних обитателей.
А я рассматривала слабый огонек в женщине, он еле тлел внутри нее. Я уже видела такой – у Даши. Только у женщины «спрута» нет, она просто «плещется» где-то на уровне груди.
– Мам, а что у нее?
– Да как у меня – плеврит, мне откачали жидкость, а она поступила с сильно запущенной болезнью, муж от нее сбежал, старалась она больше работать. А с лечением все затягивала. Вон дочка совсем маленькая с бабушкой к ней пришли.
А я все видела в голове у женщины, что она сделала куколку из платочка, принесенного дочкой, спрятала его в прорезь матраса. Назавтра снова с папой пришли в больницу, а в коридоре плачет бабушка и дочь этой женщины.
– Отек легких, вот только что, перед вами… прям в палате, – а она еще булькала и все пыталась матрас из-под себя вытащить – это мама обсуждает чужое горе.
Я бросилась в мамину палату, благо она была рядом, вытащила из единственного пустого матраса ту куколку.
Только она уже была раскрашена фломастером, а если пошевелить куколку в руке – начинало шевелиться и нарисованное на тельце сердечко.
– На…Твое… твоя мама делала, она сказала передать.
А от своей мамы я увидела ужас в глазах и смачный подзатыльник.
Глава 28. Все, все, все и Педофил
Мы переехали примерно года назад, и как же я радовалась, что больше никто меня не будет доставать. За этот год я обзавелась друзьями – Наташка Анисимова и ее семья, Лариска из моего подъезда, Ленка Шаболдина – в школе, рано ушедшая Дашка. Я была рада что уехала из того ужаса.
Наташка – у Наташки оказалось – 4 брата и 3 сестры + она. Полненькая блондиночка с приятной картавостью и голубыми глазенками, доверяющая всем и вся. Я офигела, когда узнала, что в их семье 8 детей! Они занимали весь 5 этаж противоположного дома, в самом последнем подъезде. Шесть комнат было в их квартире. По сравнению с нашей однокомнатной квартирой – это целый дворец. Тем более их мама великолепно вела дом, вся квартира была как «яичко», а в
