никогда не работала, Приш даже ощутил скрытое раздражение. Достались же попутчики: один болеет, вторая неумёха. И главное, то слова от неё не добьёшься, а то, когда он попытался ею руководить, сразу отбрила: «Не бери на себя больше, чем сможешь унести». И таким холодом повеяло, что не по себе стало: кто она такая? Ещё и Хухэ раздражённо затявкал: мол, его хозяйку обидели.
Пришлось объяснять доходчиво, что он один не справится. Только это её и расшевелило. Ей ведь тоже ночью греться надо, а иначе замёрзнет в своей одёжке. Затем притащили небольшое поваленное дерево – сидеть на нём. Летом на земле спать нормально, к тому же можно нарвать папоротников или лопухов на подстилку, поздней осенью сойдут опавшие листья, если дождя не было. А сейчас нет ничего. Какие-то они незадачливые путники, при себе даже огнива нет. Хорошо, у Глеба нашлись палочки, которые он называет спичками, – удобное приспособление.
Сначала загорелись мох и тонкая береста, затем пламя охватило хворост. Приш накопал корней лопуха и запёк в костре – есть можно. Тем более с колбасой. Очень вкусная оказалась еда, хотя и сухая. Утром они грибов поищут, наверняка есть. А сейчас уже темень. Приш переживал: хоть бы веток хватило до утра, а то придётся дрожать вместе с остальными. А спать хочется. Несмотря ни на что. Во что он ввязался? А если они не дойдут до радуги? Тогда… Тогда Приш никогда не увидит родителей. Вот и всё. Дурак он. Приш украдкой развернул записку Алисы: только это и держит, не даёт разнюниться как девчонка. Он всё сделает, чтобы вернуться!
Уселись на бревне, как куры на насесте. Радует, что костёр жаркий, согрелись. Хухэ рядом в клубок свернулся. Ему хорошо – шкура греет. Глеб тоже задремал. И как-то вышло, что его голова на плече Мёнгере оказалась. А та ничего, сидит прямо, словно у неё вместо позвоночника палка вставлена. Любой позавидует такой осанке. А потом и Приша сморило. Уткнулся щекой в коленки, руки под голову сложил, так и вырубился.
Утром спохватился, а костёр не погас. Видимо, Мёнгере хворост подбрасывала. Поэт за ночь с бревна сполз – неудобно на нём спать. А она так и сидит, не шелохнётся. Приш шепнул: «Спасибо», а Мёнгере только кивнула. Потом всё же добавила: «Здесь страшно». Приш пожал плечами: лес как лес. Сосен много, но ели тоже растут. И лиственных деревьев полно: ольхи и орешника. Такой лес смешанным называется. В сосновом бору видимость хорошая, а здесь сплошные заросли. Что её так смутило? Понятно, что звери могут быть, но они к костру не сунутся. А может, Мёнгере и в лесу никогда не была? Приш не выдержал:
– Ты откуда?
Она рассеяно окинула кусты и деревья взглядом и невпопад ответила:
– Здесь сороки водятся?
Приш от удивления не сразу ответил:
– Конечно.
– Всегда мечтала увидеть. У нас есть сказка про эту птицу, а наяву её никто не видел.
Она немного помолчала, а затем добавила:
– Я из Алтанхота, Золотого города. Это на Чёрном побережье.
Она неспешно рассказывала, а Приш слушал с открытым ртом. На самом деле Мёнгере совсем не простая девушка – она царица. А они бывшими не бывают.
– Они выбрали мою сестру, а меня изгнали, – закончила она.
– Поэтому ты и прячешь лицо? – спросил Глеб.
Оказалось, он уже проснулся. Мёнгере промолчала.
– И мазь для заживления ран, – продолжал поэт. – Что у тебя с лицом?
Пришу хотелось его одёрнуть: ну что привязался к человеку?
Мёнгере с достоинством сняла платок: обе щеки были расчерчены шрамами. На них уже образовалась побуревшая корка. Но в глаза бросилось не только это.
Мёнгере выглядела чуть старше Приша и была очень красивая. Прямо как принцесса из книги сказок. Приш и не знал, что такие существуют в жизни. Если бы не Алиса, он бы, наверное, сразу влюбился.
– Сволочи, – выругался Глеб и добавил ещё несколько слов, за которые Приш схлопотал бы по ушам.
Мёнгере вновь закрыла лицо.
– Знаешь, если тебя интересует моё мнение, – сказал Глеб, – их можно будет убрать. У нас косметологи занимаются тем, что шлифуют шрамы. Так что не переживай. Может, наткнёмся на нужного специалиста.
Приш не понял почти ничего из этой фразы, слишком много непонятных слов. Но смысл уловил – где-то лечат раны так, что и следов не остаётся. Наверное, это утешит Мёнгере.
С утра поэт выглядел лучше. Даже щёки слегка порозовели. И аппетит появился – вчера Глеб от ужина отказался.
– Может, за грибами прогуляемся? – предложил Глеб. – Я вроде транспортабелен. Температура, похоже, спала.
Хухэ притащил откуда-то мышь: удачно поохотился. Приш снова ему позавидовал: вот кому в лесу замечательно. Он подкинул ветки в огонь и подумал: надо будет ещё набрать, как вернутся. А потом обсудить, что же делать дальше.
Мёнгере грибов не знала совсем – в пустыне они не растут. Поэтому пришлось учить её на ходу. Глеб в грибах тоже особо не разбирался, зато умело их находил. Так что за час набрали красноголовых и белых и запекли в костре. После завтрака путники надумали остановиться здесь на время – насушить грибов и поискать воду: в бутылках уже закончилась. А пока отправились за сухими сучьями. Хухэ бежал сзади.
На вязанку наткнулся Глеб.
– Ого, – крикнул он остальным, – кто-то для нас специально хворост заготовил.
У Приша почему-то неприятно заныл живот: некстати вспомнились утренние слова Мёнгере. Что-то нехорошее. Разве в лесу они не одни? Он подошёл вместе с девушкой. Сучья лежали кучей, словно кто-то хаотично накидал их. Приш потянулся за веткой, и в это время вязанка зашевелилась.
Ветви начали сплетаться в замысловатый узор. Образовался позвоночник, на нём выросли рёбра, лопатки и тазовые кости. Затем пришла очередь шейных позвонков и черепа. Рисунок обретал объём: сучья плотно свивались между собой, а острые ветви послужили чудовищу когтями и рядом зубов. Зверь пошарил лапой, выдрал мох и вставил в глазницы. Языком стала сплетённая трава. Приш в изумлении следил, как прямо перед ним вырастает огромный монстр. Первым опомнился Глеб.
– Бежим! – закричал он, и они понеслись, не разбирая дороги.
…Ветви со всей силой хлещут по лицу. Кусты растопыривают сучья и хватают за одежду. Поваленные деревья пытаются поставить подножку. Лес гонит путников, точно дичь. Слышен гомон птиц: «Ату их! Ату!» И тяжёлое дыхание зверя, который преследует добычу. Лес на его стороне: деревья отклоняются в стороны, давая дорогу, птицы подсказывают, где искать загнанную дичь.
Дыхание сбоит, точно в груди что-то сломалось, и воздух вырывается со свистом. Нет возможности оглянуться и посмотреть, что с Глебом. Лишь страх подстёгивает не хуже кнута. И хочется вопить от ужаса. Только силой воли Пришу удаётся удержаться от падения в безумие.
– Глеб, нужен огонь!
Тот откликается совсем рядом:
– Твою мать! Спички в рюкзаке! Надо бежать к костру.
Куда именно? Похоже, они умчались
