— Советовал бы тебе хорошенько подумать, прежде чем говорить нет, — резко сказал Мейсон.
— Я уже обдумала все, что нужно. А теперь я хочу, чтобы ты убрался с моей земли. Ты не нужен здесь. Если хочешь знать, я видеть тебя не могу.
— Так было не всегда, — ехидно улыбнулся он. — Подумай об этом, Кейтлин, когда останешься совсем одна — ночью, в узкой холодной постельке.
Кейтлин не дождалась ночи. Воспоминания бурлили в ней, когда она стояла у окна спальни и смотрела, как взлетает в небо самолет Мейсона: воспоминания такие живые и яркие, словно все происходило вчера.
4
В следующий раз, когда Мейсон прилетел на ранчо, Кейтлин ничуть не удивилась визиту.
— Я рассчитывала, что ты вернешься, — ровным голосом сказала она.
— Могла бы по крайней мере сделать вид, что счастлива меня видеть.
Кейтлин вызывающе рассмеялась.
— Счастлива? Ты шутишь? С чего мне быть счастливой, если я знаю, что ты здесь лишь затем, чтобы еще больше усложнить мне жизнь?
Мейсон смотрел на нее и думал, что вот он-то счастлив видеть ее. Кейтлин выглядела отдохнувшей и посвежевшей, от усталости не осталось и следа. Кофточка почти под цвет глаз весьма шла ей, узкие джинсы подчеркивали стройность ног.
Пять лет копил Мейсон гнев на Кейтлин Маллин. Однако с каждым свиданием ему становилось все труднее злиться на нее и дальше.
— Ты ведь здесь поэтому, не так ли? — осведомилась она.
— Чтобы затруднить тебе жизнь? Это как ты посмотришь.
— Ты явился за взносом?
— Отчасти.
— Отчасти?.. Мейсон, нам надо поговорить.
— Да?..
— О моих взносах.
Под живостью тона Мейсон уловил затаенное отчаяние и пожалел, что ему хочется защищать и подбадривать Кейтлин. Сочувствие ей никогда не входило в его планы. Как же вышло, что оно стало неотъемлемой частью его души?
— Я должна тебе сказать… — начала она.
— Потом, — перебил Мейсон. — Мы поговорим о твоих взносах позже. Когда вернемся с прогулки верхом.
— Верхом?
— Ты удивлена?
— Если и удивлена, то лишь тем, что ты прилетел для того только, чтобы прокатиться верхом. Ты же можешь взять лошадь где угодно и когда захочешь.
Кейтлин снова позволила себе вести разговор во властной маллиновской манере. Что родители, что дочь — все едино, подумал Мейсон. Не следует забывать об этом.
Он холодно сказал:
— Мне захотелось проехать по пастбищам. По этим пастбищам, Кейтлин.
Выражение лица Кейтлин изменилось.
— Хочешь посмотреть, куда вложил деньги?
— Разве это не указывает на хорошую деловую хватку?
— Я считала, что хороший бизнесмен сначала осматривается, а уж потом выкупает закладную. Но в твоем случае, конечно, иначе: ты и так знаешь ранчо как свои пять пальцев.
— Уверен, что и сейчас смогу объехать его с завязанными глазами, — согласился Мейсон. — В прошлый раз я заметил, как разросся мескит. Я хочу видеть скот и состояние пастбищ.
Зеленые глаза Кейтлин вспыхнули.
— Поздновато, тебе не кажется? Билл Оттер не вдавался в такие подробности.
Он пропустил ее реплику мимо ушей.
— Пойдем седлать лошадей, Кейтлин.
— Одну лошадь. Если хочешь кататься, катайся один.
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
Кейтлин долго смотрела на него ненавидящим взглядом, но, когда Мейсон направился к конюшне, все же пошла с ним: потому, быть может, подумалось Мейсону, что поняла бессмысленность выигрыша маленькой битвы, когда впереди маячит перспектива проиграть войну.
Отпустив поводья, Мейсон, ездивший теперь верхом не так часто, испытывал особый восторг, наполнявший его всегда, когда он садился в седло.
Сейчас все было так, как пять лет назад — Мейсон и Кейтлин, разъезжающие по пастбищам вместе. Мейсон даже почти — почти — поверил, что расставания не было. В голову ему невольно пришла мысль: а может, на этот раз все будет иначе?
Но тут же он вспомнил, как отреагировала Кейтлин на его предложение выйти замуж, и приказал себе не глупеть окончательно.
Мейсон обратил внимание на окрестности. Чужак мог быть заворожен ранчо, но Мейсон подмечал признаки, указывающие на нехватку денег, недостаток рабочих рук и общее увядание — всего этого пять лет назад не было и в помине.
— Я так и не увидел ковбоев, — заметил он, поравнявшись с Кейтлин.
— Увидишь. — И, она направила лошадь в ту часть пастбища, где клеймили скот.
Теперь Мейсон снова чувствовал себя ковбоем. Глаза его замечали каждую мелочь. Шум, пыль, ковбои снуют взад-вперед по стаду, ловят коров и метят их тавром ранчо.
Кейтлин и Мейсона заметили не сразу. Старожилов-ковбоев на ранчо осталось немного, и, когда выдалась свободная минутка, они сгрудились вокруг Мейсона.
— Старик! Рад видеть тебя!
— Где тебя носило, парень?
— Эй, Мейсон, говорят, ты был бычьим объездчиком? Хорошие деньги сделал?
— Объезжал быков и до сих пор цел?! Как это ты умудрился?
— А заарканить бычка не слабо? — со смехом подначил кто-то.
— Вот сейчас и выясним, — последовал беззаботный ответ.
Взяв лассо у одного из ковбоев, Мейсон направил свою лошадь в стадо. Никто и оглянуться не успел, как он выбрал бычка, заарканил его и подвел к тавровщикам.
— Знатная работа, — одобрил Бретт, старший ковбой. — Ты, должно быть, кучу денег заработал на этом своем родео.
Мейсон усмехнулся и принялся болтать с бывшими коллегами на профессиональные темы. Вопросы его были точны и попадали всегда в яблочко, ковбои отвечали охотно.
— Вернешься на ранчо? — спросил Бретт.
— Когда-нибудь — непременно, — последовал ответ, и больше к этой теме не возвращались.
Кейтлин и Мейсон продолжили путь. Мейсон изучающе посматривал на спутницу — пять футов сердитой, вызывающей женственности.
— К чему было это представление с лассо? — недовольным голосом осведомилась Кейтлин.
— Меня же попросили.
— Все равно — представление. Мейсон Хендерсон, великая звезда родео.
— Ну и что?
— Ни словом не обмолвиться о закладной! Не сказать парням, почему ты на ранчо на самом деле!
— Ты думаешь, их это интересовало?
— Бретт спрашивал, не собираешься ли ты вернуться.
— И я ответил: когда-нибудь.
— Полагаю, ты не собирался говорить ему правду.
