ученики, его сотрудники развивают. Вот таким ученым, который формулировал идеи, и Пыл В. Ю. Курляндский».
Очень емко о научной школе В. Ю. Курляндского говорил известный ученый профессор В. Ф. Рудько: «Когда речь идет о большом человеке, тем более о большом ученом, обычно принято говорить о том, что он сделал и чем его дела завершились.
Вспомним о научном пути В. Ю. Курляндского. Интересно остановиться на том, как начинались все его многообразные виды деятельности.
Прежде всего он был не столько исследователем, сколько создателем новаторских идей. Если обычно считается, что у научного работника сначала идут исследования, а потом возводится теория, то у Вениамина Юрьевича Курляндского все было наоборот: сначала рождалась фантазия, из этой фантазии создавалась теория, а потом программировались исследования, подтверждающие и обосновывающие эту теорию. Конечно, почвой этой особенности служила невероятная способность аккумулировать воедино знания, опыт, фантазии, идеи. Его взгляды, его новаторские предложения, честно говоря, сначала казались фантастическими, потом парадоксальными, потом спорными. Отнюдь не везде они встречали понимание специалистов и коллег.
Я помню Вениамина Юрьевича с 1948 года, в том году состоялась итоговая конференция о лечении раненых во время Великой Отечественной войны. Об итогах лечения челюстнолицевых ранений докладывали известные маститые руководители медицины. Среди этих докладов резко отличалось от всех других выступление молодого врача — Курляндского. Если все подводили итоги успешному лечению челюстно-лицевых ранений при помощи связывания челюстей между собой, то Курляндский резко выступил против этого метода, предложив другой — одно-челюстное шинирование, то есть такие металлические конструкции, которые сразу обеспечивали подвижность челюсти, функцию жевания.
Мало кто поддержал его, кто из уважения, кто по дружбе. Большинство специалистов считали, что это или ахинея, или фантазия, или что-то несерьезное. Но прошло время, и учение о металлических конструкциях, не связывающих челюстей, вошло в учебники.
Он выдвигал много новых идей, столь же странных поначалу. Так, его идея о функциональной патологии, вызвала большие споры не только среди специалистов — стоматологов, но и другие ученые считали, что это — нелепость: как это может быть, что патология была вызвана естественной жизнедеятельностью организма? Прошло время — и понятие «функциональная патология» стало восприниматься все более и более: широким кругом специалистов и, наконец, легло в фундамент стоматологической науки.
Непростой путь внедрения новых идей и предложений повторился и в 50-х годах. Так случилось и с изобретением принципиально нового способа анализа при нарушении опорного аппарата зубов — парадонтограммой, то есть графической фиксацией состояния опорного аппарата зубов. Об этом тоже поначалу говорили, что это чепуха, издевались, измывались, смеялись, потом парадонтограмма вошла в лечебную практику и теперь преподается во всех институтах, где есть кафедра ортопедической стоматологии, широко применяется медиками за рубежом.
Многое было сделано профессором Курляндским и в области стоматологических материалов. В то время, когда основным материалом в Советской стране была нержавеющая сталь, когда все население заковывали в стальные протезы, Курляндский выступил против стали. Он заявил, что этот материал не годится, вреден для здоровья. Золото во рту, что считалось высшим шиком, тоже не лучший материал.
Он выступил с разработками серебряно-палладиевых сплавов, доказав не только их высокое качество, лечебное влияние на организм, но и высокую экономичность в государственном масштабе.
Последнее он высчитывал чрезвычайно оригинально. Он подсчитывал, сколько всего в стране делается стальных протезов. А поскольку они вредны и их следует заменить, то, при замене их на золотые плюс собственные золотые, потребуется сотни тысяч тонн золота.
Отсюда — экономическая выгода внедрения специальных сплавов.
Это, конечно, вольные подсчеты, но суть не в этом. Важно было дать толчок для перестройки сознания, для новых исследований. Вскоре в нашем институте он запретил изготовление стальных протезов. Так он работал.
Его новаторские идеи и предложения были неожиданны, воспринимались как странные, потом оригинальные, потом становились необходимыми.
Большинство специалистов уже выросло и воспитано на школе, созданной Курляндским. Это состояние для них естественно, знания очевидны. Едва ли задумываются над тем, что то, чем они живут в специальности, что они преподают, чем они пользуются, было не так давно придумано когда-то еще молодым ученым — Курляндским.
Это — главное о нем, как о генераторе идей, новаторе, порой фантазере, очень увлеченным и увлекающимся ученым, который умел доказать свое видение науки — стоматологии и в конце концов прочно войти в жизнь со своими идеями. Что касается результатов — они сейчас во всех медицинских программах и учебниках».
Профессор И. Ю. Лебеденко: «Сейчас, когда я стараюсь представить себе главное, что оставил нам Курляндский, трудно остановиться на чем-то одном.
Он был талантливым ученым.
Вот передо мной его авторские свидетельства. Большинство изобретений — это новые материалы, новые методы лечения, новые аппараты и конструкции зубных протезов. Он имеет звание Заслуженного изобретателя СССР. Правда, об этом он уже не узнал: документы пришли после его кончины.
Он написал много книг. Издал несколько атласов, учебников, монографий по каждому разделу стоматологической науки и вообще много трудов по специальности».
Доцент МГМСУ Е. С. Левина: «Следует отметить исключительную жизнестойкость пародонтограммы, которая проверена временем. Вот уже более 50 лет врачи-стоматологи используют данные пародонтограммы при выборе конструкции ортопедических аппаратов (мостовидных и бугельных протезов). Аспиранты, сегодня представляя к защите научные работы, выполненные на самом современном уровне, в предложенных практических рекомендациях, базируются на данных, полученных по результатам «амфодонтограмм».
С одной стороны, Курляндский чрезвычайно ценил время и призывал к этому своих учеников и сотрудников, а с другой стороны, он никогда не отказывал им в общении, никогда не говорил: «Я занят».
«Время не ждет, — напутствовал он выпускников 1976 года. — Какая медицинская специальность лучше? Подчас этот вопрос остается нерешенным и в первые годы после окончания института. Ответ на него, по моему убеждению, таков: лучшая специальность та, которой хорошо владеешь. Это я проверил на своем жизненном опыте.
Мальчишкой 14 лет «без отрыва от средней школы» я стал обучаться зубопротезной технике. Затем шесть лет работал по этой специальности.
Мысли о высшем образовании не покидали меня, и я поступил в 1-й Московский медицинский институт. Получив диплом, я стал работать общим врачом в воинском подразделении. Дел в стационаре и амбулатории хватало, помимо этого я начал писать кандидатскую, так что о стоматологии как-то не вспоминал.
Через два года после окончания института защитил диссертацию.
Мой учитель профессор И. Г. Лукомский, узнав о защите, предложил мне вернуться в стоматологию (в бытность свою студентом я работал стоматологом-протезистом).
Я с радостью согласился. Нельзя сказать, что мне не нравилась прежняя специальность. Нравилась, но к ней, наверное, не было призвания. Так я во второй раз стал стоматологом, и не жалею об этом. Если бы все пришлось начать
