Я кивнула. Ничего страшного в хемани и гамони не видела. Никто из их мальчиков не называл меня уродиной, по крайней мере, они молчали, но внимание обращали совсем на других девочек.
– И все же вы мне нравитесь больше остальных,– заметила я.
– Но я гораздо старше тебя,– признательно улыбнулся Джон.– А тебя еще выберет достойный мужчина, может, даже твоего возраста.
– Но я не хочу мужчину своего возраста,– задумчиво сказала я.
– Это уж как получится, тут мы не вольны выбирать…
– И разве это свобода? Если мы не можем выбрать того, с кем нам жить?
– Резонный вопрос, но у меня нет ответа.
– Я отвечу: выбор есть, но только у сильных. И больше всего у мужчин. Даже вы можете выбрать себе жену…
– Но не из хомони… А они такие красотки,– улыбнулся Джон…
Я мельком взглянула на себя в зеркало напротив входа в гостиную и улыбнулась воспоминаниям о своей наивности. Да, я уже не страшненькая девчонка со смешными «рожками» на голове. Мне почти семнадцать. Кто бы что ни говорил о моей внешности раньше и сейчас, мои истинные задатки уже неплохо проявлялись. Я не высокая, но стройная. Длинная шея, высокая грудь, тонкая талия, округлые бедра, подтянутые ягодицы, стройные ноги, тонкие пальцы рук… Длинные прямые рыжие волосы, большие зеленые глаза – цвета редкие в альянсе. Потому что все рыжие и светловолосые люди, объединяясь в браки с местными, давали темноволосое потомство: от темно-русого, каштанового, темно-коричневого до черного. Поэтому молодых женщин с рыжими волосами можно было пересчитать по пальцам. И все же я не была красавицей хомони.
– Привет,– тихо вошла в гостиную я.
– Саша, ты как привидение,– заметил Борис на русском.
– А что, бывают рыжие привидения?– улыбнулась я, вынимая пакет с кексами из кармана.– Я думала, они бесцветные…
– Наше, безусловно, самое чудесное,– подмигнул Джон, и все мы говорили на русском.
– Что ж, мне надо спешить,– торопливо забирая пакет, сказал Борис, благодарно кивнул мне и Джону и удалился.
– Сара сказала, что ты ей сегодня очень помогла?– повернулся ко мне Джон и внимательно посмотрел в глаза.
– Сегодня я стала вашим официальным сообщником. Я была на высоте,– довольно сказала я и накрутила на палец прядь волос.– Надеюсь, младенцам это очень поможет.
Джон посерьезнел, подошел ко мне и взял за плечи.
– Саша, ты же понимаешь, что это очень ответственно и опасно?
– Делов-то было всего по часу на каждый чип…
Джон и не знал, что я давно копаюсь в своей истории, о многих других моих секретах тоже. Он хоть и научил меня общаться, но я все еще оберегала свой мир. Слишком много там темного… Я не хотела, чтобы он волновался и за это.
– Только не делай ничего самостоятельно, хорошо?
– Ты все еще считаешь меня маленькой,– улыбнулась я и обняла его за шею. А он обнял меня.
«Пока еще он мой Джон. Только мой. Может быть, ему повезет с женой, и у нас все будет хорошо…»
* * *
Темнота мой друг. Я люблю ночь, как и день. Днем я наблюдаю и впитываю информацию, а ночью она превращается в новое знание и силу.
Задержавшись из Тазира и у Джона, я шла пешком по Кану в свете ночных фонарей и не слишком-то спешила в дом, в котором меня не ждали. Перед дверью я глубоко вдохнула, с тоской взглянула в ночное небо и вошла внутрь.
– Где она все время шляется?– услышала я отца на русском.
Из гостиной выглянул Игнат и криво усмехнулся:
– Опять была у своего врача? Что он там тебе лечит? Мозги вправляет?
«И откуда он все знает?»
– Я относила заказы. А с врачом мы просто хорошие знакомые,– тихо ответила я, снимая рюкзак с плеча.
– Тебе шестнадцать, что за дружба может быть со взрослым мужиком?
Я молча посмотрела на лестницу и, прикусив щеку изнутри, шагнула к ней, но Игнат так резко преградил дорогу, что я отшатнулась, а внутри оборвалось от страха. Я выпрямилась, но, не слишком высоко поднимая голову, настороженно посмотрела на брата. Такой взгляд его успокаивал – признание сильного.
– Тебе что-то нужно?
– Отцу уведомление пришло, что тебя рассматривают на место в колледже Тазира.
Это и обрадовало, и напугало. Игнату разрешение учиться в колледже пришлось оплачивать: он слабо сдал школьные экзамены. А меня уже направляли, нужно лишь сдать экзамены, в результате которых я не сомневалась. И как обычно, мой успех злил брата.
– Ты что, и правда собралась учиться в Тазире?– вышел отец из гостиной, снимая рабочие очки-линзы.– Ты еще экзамены не сдала. А если и не сдашь, то и не мечтай, что я оплачу разрешение.
Руки стали холодными, а ноги – ватными.
– Это лишь предварительные рекомендации наставников,– солгала я, хотя прекрасно знала, сколько пришлось потрудиться, чтобы заслужить это место.
– А кто будет оплачивать твои поездки туда-обратно?– прищурился брат.
Я сглотнула и опустила глаза.
– Буду экономить на своих обедах.
– Ага, начинай уже сейчас. Ужина на тебя не осталось,– усмехнулся он и уже почти собрался уйти.
– Ты так говоришь, будто мы бедствуем и нам не на что есть,– не сдержалась я.
Игнат резко вытянул руку, и я на мгновение испугалась, что он ударит прямо по лицу, выронила рюкзак и замерла с широко раскрытыми глазами, но тот со смешком отвел ладонь и оперся на стену, а потом наклонился ко мне и прошептал:
– Разговорчивая стала слишком…
– Хватит, Игнат,– равнодушно произнес отец, а уходя назад в гостиную, проворчал уже на русском:– Не нарывайся, сын, а то все может случиться. Взбрыкнет и заявит на нас стражам, что мы ее голодом морим.
Ноздри Игната вздулись, но он лишь отстранился и, уходя в гостиную, хмыкнул:
– Не взбрыкнет. Ты хорошо ремнем поработал. А если надумает – упечем ее в психушку! И почему она не умерла, как мать?
– Не говори! Если поступит в колледж, придется форму покупать пару раз в год и кредиты выдавать на поездки. Лишние расходы.
– Тебе никто не говорил, что ты скряга?– рассмеялся брат.
– Я хочу расширить мастерскую. Надоело возиться с мелочью… Надо укрупнять дело. Но если Сашка не поступит в колледж, придется ее всю жизнь кормить, пока не отдадут какому-нибудь ублюдку из местных. Да и то, что с нее взять? Если бы в детстве не повредила себя, хоть годный товар был бы, а то кому нужна испорченная девица, да еще на шее…
Не русский язык был жесток, а те, из кого он изливался ядовитым потоком. Желчь разлилась по всему телу. Я закрыла глаза, сжала ледяные пальцы в кулаки и на негнущихся ногах прошла к лестнице…
