машина на ней. Сирл – американец, а хорошо известно, что все американцы – отчаянные лихачи и не могут спокойно ездить по английским дорогам. Возможно, на повороте они врезались во что-нибудь.
Уолтер болтал ложкой в супе, сердце его сжималось от ужаса, но приходилось слушать, как викарий говорит о демонологии. Уолтер уже не раз слышал все, что викарий мог сказать по поводу демонологии, но это хоть позволяло уйти от обсуждения червей. Все-таки облегчение.
Когда сердце Уолтера совсем сжалось и стало похоже на сморщенный, почерневший гриб, в холле послышались веселые голоса Сирла и Лиз. Они влетели, запыхавшиеся, сияющие, несколько развязно выпалили извинения за свое опоздание и похвалили семейство за то, что их не стали ждать с обедом. Лиз представила Сирла викарию, но не подумала даже сказать хоть одно слово Уолтеру, прежде чем, как умирающий от голода беженец, наброситься на суп. Они рассказали, что объездили все графство. Сначала они осмотрели аббатство Твеллс и прилегающие деревни, потом они встретили Питера Мэсси и пошли взглянуть на его лошадей. Затем подбросили его в Кроум. Потом они пили чай в Кроуме, в «Звезде и Подвязке», и уже были на пути домой, когда наткнулись на кинотеатр, в котором показывали «Великое ограбление поезда». Конечно, они были не в силах упустить случай и не посмотреть «Великое ограбление». Им пришлось просидеть несколько коротких документальных лент до того, как началось «Великое ограбление поезда», потому-то они и опоздали, – но подождать стоило.
Рассказ о «Великом ограблении поезда» занял бóльшую часть рыбной перемены.
– Как прошла передача, Уолтер? – спросила Лиз, протягивая руку за хлебом.
Плохо было уже то, что Лиз не сказала: «Я в отчаянии, оттого что пропустила твою передачу, Уолтер», но то, что она уделила передаче лишь малую толику своих мыслей – ту, что не была занята наполнением тарелочки для хлеба, – оказалось последней соломинкой.
– Викарий расскажет, – ответил Уолтер. – Он слушал.
Викарий рассказал con amore[13]. Но ни Лиз, ни Лесли Сирл, как заметил Уолтер, не слушали его как следует. Один раз во время повествования, передавая что-то Сирлу, Лиз встретилась с ним взглядом и быстро, дружески улыбнулась ему. Они были очень довольны собой, друг другом и тем, как провели день.
– Что сказал Росс про книгу? – спросил Сирл, когда викарий наконец замолчал.
– Он пришел в восторг от этой идеи, – ответил Уолтер, страстно жалея, что затеял совместную работу с Сирлом.
– Вы слышали, что они задумали, викарий? – спросила миссис Гарроуби. – Они собираются сделать книгу о Рашмере. От истоков до моря. Уолтер напишет текст, а мистер Сирл его проиллюстрирует.
Викарий одобрил идею и отметил классичность ее формы.
– Как собираетесь путешествовать – на своих двоих или на осле? – спросил он.
– Пешком примерно до Отли, – ответил Уолтер, – а оттуда по воде.
– По воде? Но в Рашмере, особенно в ее верхнем течении, полно коряг, – удивился викарий.
Ему сообщили, что они пойдут на каноэ. Викарий счел каноэ подходящим судном для такой реки, как Рашмер, но поинтересовался, где они возьмут его.
– Я сегодня говорил об этом с Кормаком Россом, – сказал Уолтер, – и он обещал узнать: может быть, у Килнера, на маленькой верфи в Мер-Харбор, оно найдется. Они строят все на свете. Джо Килнер был конструктором этой складной штуки – плота с палаткой, – на которой Мэнселл прошел по Ориноко во время своего последнего путешествия. Джо потом говорил, что, если бы вовремя подумать, он сделал бы плот глиссирующим. Сирл, я хотел предложить, чтобы мы с вами завтра поехали в Мер-Харбор и повидались с Килнером, – у вас нет других планов?
– Отлично, – отозвался Сирл. – Отлично.
Потом викарий спросил Сирла, любит ли тот рыбачить. Сирл не любил, но викарий любил. Вторым после демонологии коньком викария была ловля на искусственную мушку. Поэтому все остальное время обеда они слушали рассуждения викария о мушках с отдельным указанием того, как их можно использовать при смешивании цемента, изготовлении жевательной резинки и штопке носков, – вопросы, имеющие чисто теоретический интерес. При этом незанятая часть мыслей всех присутствующих работала каждая в своем направлении.
Уолтер решил, что маленький белый пакетик с шоколадом будет лежать на столе в холле, где он его оставил, идя обедать, пока Лиз не спросит, откуда это. Тогда он небрежно ответит, что это такое, и ее станут мучить угрызения совести: он думал о ней, а она забыла о нем совершенно.
Когда они вышли из столовой, Уолтер бросил взгляд в ту сторону, дабы убедиться, что пакетик на месте. Да, он был там. Однако Лиз, когда шла обедать, похоже, тоже положила на стол кое-что. Большую плоскую коробку конфет из самой дорогой кондитерской в Кроуме. Весом не меньше четырех фунтов. «Конфекты» – гласила размашистая надпись крупными дурацкими золотыми буквами через всю кремовую поверхность крышки. Коробка была перевязана широкой лентой с очень пышным бантом. Уолтер счел «Конфекты» кощунством, а ленту немыслимо показной. Как это похоже на американца – купить что-то большое и кричащее. Уолтера почти затошнило при виде этой коробки.
Тошнило его, конечно, не от коробки конфет.
Его тошнило от чувства, которое было древним уже тогда, когда конфеты еще не были изобретены.
Когда Уолтер наливал бренди Сирлу, викарию и себе, чтобы выпить перед кофе, он мысленно поискал утешения и нашел его.
Сирл мог дарить Лиз сколько угодно коробок дорогих сластей, но он, Уолтер, знал, какие были ее любимыми.
А может, Сирл знал и это? Может, в кондитерской в Кроуме не оказалось драже?
Уолтер снова наклонил бутылку с бренди. Сегодня вечером ему необходим был дополнительный глоток.
Глава шестая
Если можно сказать, что Эмму Гарроуби радовало хоть что-то, связывавшее Сирла и Триммингс, то это была идея книги. Книга обещала увести Сирла от домочадцев Триммингса на все оставшееся время его пребывания в Орфордшире, а когда путешествие по Рашмеру закончится, он уедет, и они никогда больше не увидят его. Пока что, насколько Эмма могла судить, ничего плохого не случилось. Лиз, конечно, нравилось общество этого типа, потому что оба они были молоды и, похоже, получали удовольствие от одних и тех же вещей и потому, естественно, что на него приятно смотреть. Однако не было никаких признаков, что Лиз серьезно увлечена. Она смотрела на Сирла, только когда обращалась к нему, никогда не следила за ним глазами, как это делают влюбленные девушки, в комнате никогда не садилась рядом с ним.
Несмотря на свои страхи, Эмма Гарроуби оказалась очень непонятливой.
Как ни странно, заметила неладное и обеспокоилась державшаяся особняком Лавиния. Беспокойство всколыхнулось и примерно через неделю вылилось в словах. Лавиния,
