Так что как бы не прошла жизнь Илия, как минимум за год наших совместных приключений старик заработал себе на пенсию и спокойную старость хотя бы тем, что удержал меня на плаву своими советами и беседами. Без него я бы остался совсем один.
Сейчас же, когда Лу отдалилась от меня, мы опять остались с Илием вдвоем. Я старался уделять старику внимание, проводить с ним больше времени, ощущая в нем своего деда, которого в реальности у меня никогда не было.
— Что-то ты долго, Антон! — проскрипел Илий, хитро зыркая на меня из-под седых бровей своими поблекшими от возраста глазами. — Ждали мы тебя на два дня раньше! Сам же голубя отправил!
А вот об этом я совсем забыл. Когда я высылал голубя, то еще окончательно не принял решение, буду ли заезжать к де Гранжам, или отправлюсь сразу в свои земли. Кроме всего прочего, я провел в гостях у Орвиста порядочно времени, на сутки больше, чем планировал, выехав со своими ребятами на Тракт только утром третьего дня.
— У виконта был, Илий! У старины Орвиста. Пойдем в дом, расскажу, как он растолстел, когда графскую цепь на шею повесил!
Илий довольно захохотал, представив себе толстого, как кабан, виконта, и мелко засеменил обратно в дом. Я же только аккуратно положил на сгорбленную спину старика ладонь, направляя движение пожилого человека.
Дворовые и дружинники уже перестали удивляться нашим с Илием отношениям: по официальной версии он мне был дальним родственником. То, что Лу, которая спала со мной в одной постели, технически мне, как бы, какая-то там сестра, всем было плевать: тут родство переставали считать за кровное уже начиная с троюродных. А так как Илий мне по легенде был дед не родной, а минимум двоюродный, то и не «сестра» она мне была вовсе. Так, седьмая вода на киселе. А учитывая, что официально перед Матерью мы свой брак не свидетельствовали, то и вообще о чем тут говорить? Ну, спят и спят, барон-то мужик приличный, платит вовремя, пиво свое свежее наливает, чего ему кости мыть?
Я быстро ополоснул лицо и шею с дороги, скинул сапоги и натянул домашнюю рубаху и штаны — приму ванну вечером — и уже через две минуты спустился обратно в столовую, где меня дожидался старый жрец.
Полная путешествий и лишений жизнь все же наложила на Илия свой отпечаток: сейчас ему не хватало впечатлений, так что он с удовольствием слушал все мои рассказы или просто был «свободными ушами», если у меня что-то не получалось и мне надо было кому-нибудь выговориться. Раньше у меня была еще и Лу, но последний год — только Илий.
— … и приезжаем мы в графское поместье… Ты бы видел, Илий! Большая аллея, старые деревья, которые еще прадед Орвиста высадил, огромный плодовый сад. Красивое место! И дом прекрасный! Так отдаю я поводья конюху, а на пороге появляется какая-то бочка в камзоле, да как загремит на весь двор «Антон!», — я надул щеки и изобразил толстого виконта, который спешил ко мне со своими медвежьими обнимашками.
Конечно же, я утрировал. Не потолстел Орвист настолько. Но, по сфокусированному взгляду старика, которому было все сложнее удерживать долго внимание, я кривлялся не зря. Илия история захватила.
— Да ладно? Вот прямо и толстый такой стал?
— Как кабан! Но силен, зараза! Чуть мне кости не переломал, так обнял!
Илий тихо засмеялся, чуть не закашлявшись. Не поверил, что кто-то может меня на этом берегу Таллерии обнять так, чтобы поломать кости. Все же, я тоже не был по местным меркам дюймовочкой.
На весь пересказ моего посещения графа де Гранжа и его наследника у меня ушло примерно полчаса. Илий отдельно встрепенулся, когда я упомянул Айрин — но ничего не сказал. Когда мой рассказ подходил к концу, я все же спросил у жреца. Коротко, но емко:
— Приходила?
Илий в момент стал хмурым и я уже пожалел, что испортил старику настроение своим вопросом.
— Нет, Антон, не приходила. Бабы говорили, что в Эдре ее видели, у приюта, но сюда не заглянула наша богиня.
Я только молча кивнул. После каждой своей отлучки за последний год больше, чем на день, я задавал Илию этот вопрос, и с каждым разом его ответы были все мрачнее и мрачнее.
Как-то быстро я втянулся в рабочие дела. Мироя зимой не замерзала, течение было достаточно быстрое, а морозы не настолько суровые, как в глуби материка, чтобы лед сковал водную гладь реки, но подготовиться стоило. Единственное, меня беспокоили берега — в прошлую зиму пришлось отправлять мужиков с топорами, чтобы высекали лед, потому что колеса водяных мельниц почти не крутились. А так я загрузил кузнеца, как своего личного, так и городских мастеров, заказами на буржуйки — пилорамы стоило относительно безопасно отапливать. У меня уже сформировались смены из мастеров, которые занимались разгоном бревен на доски, менять что-то в укладе людей мне не хотелось. Все равно опилки было особо некуда пока девать, пусть топят, утилизируя обрезки. А вот если я найду приличный клей за вменяемые деньги, то есть почти даром, то можно подумать о прессовании плит ДСП.
Затея с отоплением казалась немного пожароопасной, но и двухсторонняя пневмония тут была приговором, а товар надо было поставлять без перебоев. Рядом с буржуйками всегда будет стоять бочка с водой. Чуть что — потушат.
Я продолжил эксперименты с бумагой. Хотелось свозить образцы если не в Ламхитан, то уж показать королю. Были у меня мысли и о печатном станке, благо, там все было до безумия просто, если вспоминать печатный пресс Гутенберга, а потом продать королю идею гербовой бумаги, отпечатанной типографским способом… Для его грамот и документов… Да продать задорого… Пусть, короче, возвращает то, что забрал налогами. Я и так вношу огромный вклад в восстановление флота своими лесопилками, еще немного, дорасту до стратегического производства.
Работа, работа, работа. Все свободное время после обеда я проводил у верстака, при свете масляных ламп, которых по кабинету стояло в изобилии. Илий, когда увидел в первый раз, сколько осветительных приборов я наволок в свое логово, аж дар речи потерял от такой расточительности. Но я, дитя электрического света, все время ощущал нехватку освещения. Зимние же вечера наступали рано и были темными, а глаза у меня одни, скупиться на недорогое масло, чтобы ослепнуть к сорока годам, я не собирался.
Я много сил тратил на улучшение своего ротора, который приводил в движение диск циркулярной пилы. В нем было слишком много «висящих» шестерней, слишком много точек сцепления и отказа. Но каждый раз, когда я пытался упросить эту конструкцию, я упирался лбом в несовершенство материалов: при резкой передаче с большим коэффициентом, детали получали чудовищную нагрузку. Пока тут такую сталь ковать не научились, да и в моем родном мире я что-то не припомню, чтобы передачи были простым механизмом: при серьезной трансформации момента в обороты всегда использовалась многоступенчатая система.
Плюс, все приходилось делать на проклятых шестеренках. Конечно, я кое-как представлял себе червячную передачу, или как она правильно называется, когда момент передается не на шестеренку, а на вал, но как это сделать так, чтобы этот самый вал не выкрутило винтом — я был без понятия. А укреплять все подряд магией, так никаких прибылей не хватит.
