предварительный опыт.
Снова влетаю в комнату отдыха охраны. Мой вертухай крепко спит, даже слюнку пускает. На этот раз отожествляться нельзя – войдя в сон, сразу же разделяю сознания и остаюсь наблюдателем. Антураж тот же: огромный зал, а за длинным столом сидят шерочка с машерочкой: вертухай и товарищ Сталин, мирно беседуют. О врагах народа, наверное. Сейчас я вам их обеспечу! Прикасаюсь к Сталину, обволакиваю его и начинаю формовать. На память воспроизвожу внешность того самого зэка, забитого вертухайными ногами. Лицо удалось, зэковская одёжка прирастает сама. Вертухай сначала сидит смирно, потом начинает орать. Погоди, дружок, я еще не закончил. Прикасаюсь к его разуму, вскрываю (действительно, «кипит наш разум возмущённый») и экстрагирую самый чёрный клубочек. Кидаю на стол – клубок разматывается, превращаясь в людей. Точнее, в убитых зэков. Ого, сколько их: хорошо ты поработал, сталинский сокол. Ну, друзья, рассаживайтесь – стол длинный, всем места хватит. Побеседуйте с начальником по душам… Под визг вертухая вылетаю наружу. Он вертится на койке, пытаясь проснуться. Не выходит. А пить меньше надо! Совершенно измотанный, я влетаю в свою сосну и отключаюсь.
Следующее утро. Вертухаи еще злее обычного, если это только возможно. «Моего» вертухая нет. Лечу в больничку. Здесь он, родимый! За отдельной ширмочкой. Полностью обездвижен, но глазки открыты и мычит что-то неразборчиво, слюнка стекает. Обширный инсульт, что и требовалось доказать. Капельница. Лекарства правильные на тумбочке (и откуда только взялись?) Ну что ж, может, и выживет; может, даже и восстановится – а вот вертухаем ему больше не быть. Сны не позволят.
Теперь – в путь. Надо успеть до начала процесса (а лучше бы и раньше: меньше врачей успеют схватить и замучить). Вопрос в том, какую скорость я могу развить, как скоро смогу добраться до Москвы? Оказалось, достаточно скоро – солнце встаёт два раза, и к вечеру 28 февраля я уже в родном городе. Лечу прямо в Кремль. Влетаю в зал заседаний – они все тут, но без Сталина: председательствует Берия. Все, видно, устали – вот этот уже клюёт носом. Осторожно касаюсь его сознания. Новый опыт – переходное состояние между сном и бодрствованием как источник реальной информации без отторжения «гостя». Оказывается, Сталин теперь большую часть времени проводит на «ближней» Кунцевской даче – поэтому его и нет здесь. Смотрю, как туда добраться и как оно там внутри. Ого! Ничего себе дачка! Невольно вспоминаю наш милый «скворечник» в Одинцово; папа чинит забор, мама колдует на грядках. Довоенные годы, родители еще живы…
Лечу в Кунцево. Внешняя охрана, территория, внутренняя охрана, прихожая, Большой зал, Малая столовая. Вот он, мой пациент. Лежит на диване, читает газетку перед отходом ко сну. Только что-то нервно читает – весь покраснел, а потом как зашипит сквозь усы: «Вредители! Закончу с врачами, сразу вами займусь». Отбрасывает газету на пол. Подлетаю, читаю название: «Грубые искажения» (отчёркнуто красным), читаю саму заметку – донос об «идеологических ошибках» в одном из томов Большой советской энциклопедии. Да, этот на врачах не остановится. Облетаю дом; кроме охраны, никого, а охране вход к Хозяину без вызова запрещен (это я узнал из сознания моего задремавшего информатора в Кремле). Возвращаюсь к пациенту, который, наконец, засыпает. Ну, вперёд! Только не забыть сразу же отсоединить сознание! Еще паранойи мне, с моими новыми способностями, не хватало…
Попадаю в огромный зал (и что у них за любовь к огромным закрытым помещениям!). Вдоль зала вытянут стол; на столе – яства, за столом – вождь и особо доверенные соратники. В огромные окна просматривается вся территория вокруг. Зал стоит на плоском каменном уступе. Сзади вздымается каменная стена каких-то неправдоподобно перпендикулярных гор (идеальная защита спины), а спереди и с боков – обрыв. Заглядываю в обрыв – там кишат змееголовые чудовища. Но охрана – что за замечательная охрана! – не дремлет: чуть только змеиная голова высовывается из-за кромки обрыва – сразу выстрелом разбивается в прах. Правда, иногда сам охранник начинает отращивать змеиную головку. Но и тут его товарищи начеку: немедленно сбрасывают превращающегося в пропасть.
Ну, совершенно больной человек. Чего уж удивительного, что вся страна в психозе. Лечить страну – не моё дело, а вот человеку помочь надо. Как говорил великий Фрейд, надо открыть ему его подсознание. Конечно, я тут слегка передёргиваю: Фрейд говорил еще об осторожности, постепенности, специальных психоаналитических техниках, и чтобы ни в коем случае не торопиться – пациент должен «созреть» чтобы вынести контакт со своим подсознанием. Некогда! Завтра этот пациент выкосит всех «врачей-вредителей», а потом и за энциклопедистов примется. Нужна экстренная терапия!
Начинаю работать с задним планом. Чудовища пожирают охрану, и все вместе падают в пропасть. Перекидываю широкую дорогу через пролом – прямо ко входу в зал. Вдали появляется толпа, приближается. Уже можно разглядеть отдельных людей: кто с дыркой в черепе, кто истощён как скелет, кто безногим обрубком катит на дощечке с подшипниками. Ох, как завертелся. Нет, ты смотри, гад! Вот они – твои легионы преданных, замученных, распятых. А за ними – их дети, жёны, мужья, родители… Ты их не знаешь? Ну, так познакомься! Сейчас они войдут к тебе. А вот визжать не надо: ты же мужчина, горец, генералиссимус, в конце концов. Нет, в эту дверку пока нельзя. Сеанс еще не закончен. Ладно, друзья, разбирайтесь с ним сами, да не отпускайте, пока всё не выясните, а я полетел, еще несколько пациентов к завтрашнему дню подготовить надо, чтобы с этим, главным пациентом не сорвалось.
Работал в основном с Берией: из соратников он самый жёсткий и умный. Не допустит всеобщего падения в пропасть. Так оно и получилось. Он задержал остальных, насколько смог, и в Кремле, и на Кунцевской даче («Он же спит!» – определил главный соратник, едва взглянув на вождя), и врачей вызвали только на следующее утро, когда стало ясно даже слепому, что Хозяин что-то «заспался». Всё! Терапевтическое окно для лечения инсульта закрылось полностью. Теперь – только смерть; она пришла 5 марта. И тут Берия не подвёл: сразу же стал сворачивать «дело врачей». 3 апреля все «врачи-вредители» были освобождены, реабилитированы и восстановлены в должности, а 4 апреля народу официально было сообщено об «ошибке». Всё свалили на следователя Рюмина, разрабатывающего «дело врачей» (хотя к тому времени он уже давно был отстранен – Хозяин был недоволен его низкой производительностью); Рюмин был немедленно арестован и спустя год расстрелян. Уже Хрущёвым, уже после расстрела Берии: змеиные головки продолжали пожирать друг
