ел, постоянно отплевывался, думая о том, как было бы хорошо сейчас дома кататься на старой лодке и играть с братьями. Он завидовал им и не мог понять, где у него был ум, когда он выбирал профессию моряка. Чем плохо, например, быть лавочником: стой себе за прилавком да отвешивай хлеб или сахар. Ни дождем тебя не мочит, ни на ветру ты не дрожишь. Даже сапожник или портной и то счастливей Ингуса, хотя и обречены весь век просидеть в комнате.
Разочарование Яна Силземниека было не меньшим. Больше того: он лишился таких жизненных удобств, о которых Ингус еще и понятия не имел. Сын зажиточного хозяина, он сейчас разгуливал бы по лесу с ружьем за плечами, постреливал птиц или сидел в корчме за стаканом пива, а тихими вечерами ходил бы за реку в гости к одинокой женщине по имени Альвина. Все было привычно, приятно и вполне прилично. А сейчас… Какая бы ни была погода, вставай среди ночи, иди становись к рулю, качай воду и бегай от одного паруса к другому, когда капитан приказывает подтянуть их покрепче. Чуть что не так, он зарычит на тебя, как лев, и всякий паршивец зубоскалит по твоему адресу. Какой толк во всех этих чужих странах, неграх и индейцах, огнедышащих вулканах и сахарном тростнике, если ты сейчас ходишь заморышем, с пустым желудком и непрерывным ощущением тошноты. И на всем судне ни одной шустрой девушки, только мужчины.
То были мрачные дни. Но ничто не вечно под луной, все проходит, и в конце недели к обоим больным вернулся аппетит, понемногу прошла тошнота. Ингус уже перестал завидовать лавочнику и сапожнику, а к Яну Силземниеку вернулась его прежняя уверенность и мужская самонадеянность. Неужели только и свету в окошке что дома? Разве в Англии и Португалии нет вина, пива или женщины там хуже, чем…
Убедившись, что теперь он опять полноценный матрос, Ян Силземниек решил, что он достаточно слушал болтовню бывалых матросов о кутежах, о победах над женщинами легкого поведения. Настало время и ему изумить их своими похождениями. Он видел, с каким уважением здесь относятся к капитану Зитару, как подчиняются ему и исполняют его приказания. Но если бы они знали, если бы они только знали…
Неудобно было затевать об этом разговор. С чего начать, да и поверят ли? У Яна давно чесался язык. Микелис Галдынь кое-что знал, но у него был свой взгляд на подобные вещи: об этом не принято говорить, тем более что Зитар неплохой человек. Но как тут промолчишь, когда все кругом хвастают и отливают такие пули, что уши вянут? Еще подумают, что Ян ничего в жизни не испытал. Стремление прослыть донжуаном было так сильно и сама слава донжуана казалась такой соблазнительной, что Ян не в силах был молчать.
Случилось это вечером, когда они находились в Зyнде, перед входом в Каттегат. Ингус мыл в камбузе посуду, а Робис понес капитану ужин. Окно из кубрика в камбуз оставалось открытым. Ян слышал за стеной звон ложек и тарелок, но решил, что там находится кок, и поэтому говорил без стеснения:
— Вот у меня так действительно был номер с одной мадамой. Муж ее годами не показывался домой, а она молодая, в самом соку. Я было хотел отвертеться, куда там! Как муха к меду липнет. Подумал я, подумал, да и решил: ну что тут особенного? Почему не оказать человеку услугу? Начал я ходить к ней. В комнату влезал через окно. Так продолжалось больше года. Вдруг однажды вечером, только я пришел к ней, слышу — шаги в саду. «Альвина, кажется, там кто-то ходит…» — говорю я ей. «Чего ты: испугался? Это, наверно, собака. Ты становишься трусливым». Я ничего не ответил, но на душе беспокойно. Вдруг слышу стук в дверь. Меня словно пружиной к окну подбросило, выскочил и давай бог ноги. И знаете, кто это был? Хозяин неожиданно вернулся домой.
— Ну, а как же с Альвиной? — спросил кто-то.
— Что ей сделается! Муж и по сей день не догадывается.
— А ты после того бывал у нее?
— Нет, мы встречались вне дома.
В этот момент в дверь постучал вахтенный.
Нужно было выходить на вахту. Ян поднялся, накинул плащ и пошел вслед за товарищами.
Ингус кончил мыть в камбузе посуду. Он вышел и сел на носу возле якоря. Разные мысли роем кружились в голове. Мальчика мучили стыд и злость. Он был не настолько мал, чтобы не уяснить себе истинного значения слов Яна, но не мог понять, как такое могло происходить у них в доме. Мать… Ему было стыдно даже подумать об этом. Мучил стыд и за отца, который ни о чем не догадывался и которого его же команда оговаривала.
— Эй, Ингус, ты чего там впередсмотрящим торчишь?! — крикнул Силземниек, незаметно подойдя к нему.
Ингус посмотрел ему в глаза, увидел его красивое, улыбающееся лицо, и вдруг мальчика охватили злость и отвращение, захотелось дать Яну пощечину. Но он сдержался, досадливо стряхнул с плеча его руку и удалился.
— Вот чудак какой… — Ян проводил его удивленным взглядом.
С тех пор Ингус всячески избегал смотреть Яну в глаза. Если тот обращался к нему с вопросом, Ингус отвечал резко и никогда не вступал с ним в разговоры.
На следующее утро «Дзинтарс», миновав мыс Скаген, вошел в Северное море. Обоих молодых моряков, по морскому обычаю, подвергли обряду «крещения»: бросали в чан с водой, кропили смолой и брили деревянной бритвой. Роль Нептуна исполнял старый Кадикис. Когда Ингус с Яном были приняты в семью моряков, уплатив соответствующую дань, кто-то из матросов насмешливо заметил Яну, щеки которого были вымазаны смолой:
— Если бы твоя Альвина увидела тебя сейчас, вряд ли впустила такое пугало в окно.
Кое-кто засмеялся, Ян смущенно уставился в землю, а капитан Зитар, стоявший неподалеку и наблюдавший за церемонией «крещения», медленно повернулся и направился в свою каюту.
— Ах вот ты какой! — задыхаясь, шептал он, склонившись над столом. — Тебе недостаточно того, что было, ты еще бахвалишься… болтаешь всем о своих похождениях! Ну хорошо же…
4
В конце мая «Дзинтарс» прибыл в Кардифф. Путешествие длилось три недели — срок вполне удовлетворительный для парусника. В Ла-Манше Ингус увидел много всяких судов. На их пути встречалось бесчисленное количество парусников и пароходов. Вдали дымил большой трехтрубный трансатлантический пароход. Пятимачтовое парусное судно, словно белоснежный дворец, гордо скользило среди суетливо снующих рыболовных катеров. Серые, похожие на крепости боевые корабли пересекали водный
