посредством другого…
Она подняла вверх глаза и истово перекрестилась.
– Боже, благодарю, что ты снова соединил нас! Без любви так одиноко, так холодно. Тем более, когда душа помнит родное.
Неловко смотреть на старого человека, который с молодой страстью говорит о любви. Орлов оказался совсем не готовым к такому повороту. Он осторожно, чтобы не обидеть сошедшую с ума Воробушкину, попытался высвободиться из её рук. Но женщина не отпускала.
– Мы отвечаем друг за друга, Сашенька. В следующий раз, когда вместе полетим над Землёй, ты уж постарайся не опоздать, не откажись от меня.
Назавтра ей стало лучше. Она больше не бредила, всё время молчала. И в самолете почти не общалась с Орловым. Впервые за годы дружбы между ними повисла такая тягучая, неразрешимая неловкость.
В церкви батюшка сказал Антонине Ивановне, что вера в перерождение душ есть ересь. Стыдоба-то какая… А соседка-экскурсовод Лионелла Юрьевна, наоборот, увлечённо поддержала теорию реинкарнации.
– У меня самой как-то случилось мощное дежавю в Петергофе. Представьте, я вспомнила себя дамой екатерининской эпохи! Это знание помогает мне сегодня … в наше такое… когда всё летит в… – Лионелла справилась с возникшим в горле комком и договорила своим обычным профессиональным голосом. – В общем, наш мир – большая спираль, где всё связано друг с другом и движется витками. Благодаря этому мы и встречаемся в новых жизнях.
Антонина Ивановна мало что поняла про спираль, она лишь вспомнила бесконечный штопор лестницы, по которой спускалась с Орловым в пещеру.
Лионелла взяла со стола морковку.
– Не желаете вместе похрустеть? Холодильник пустой, только ножка Буша в морозилке… Я, кстати, заметила забавную вещь – чем меньше калорий, тем громче процесс поедания, будь то чёрные сухарики или яблоко. А чем жирнее еда, тем тише засасывается. Рубленый бифштекс с картошечкой, кофе со сливками, трюфели… М-м-м… Вот сойду с ума и спущу всю пенсию на хороший обед.
– Я сейчас вам дам почитать про реинкарнацию! – вдруг спохватилась она.
Осторожно пройдя между стопками книг, соседка потянулась к книжной стенке.
– Моуди… Это не то, это жизнь после жизни. Между прочим, тоже интересная… Вот, нашла!
Она протянула Воробушкиной тонкую книжицу.
– Рассказ врача о разных и, главное, доказанных случаях. Люди вспоминают свои прежние дома, приезжают туда, узнают знакомые вещи и родственников из предыдущей жизни. Ещё родственные души довольно часто встречаются в своих новых воплощениях. Они, хотя и не помнят предыдущую жизнь, сразу чувствуют это.
– И больше не расстаются? – спросила Антонина Ивановна.
– По-разному бывает, – со вздохом ответила Лионелла. – Ведь человек приходит в мир для испытаний. Да вы сами почитайте, потом обсудим.
Но Антонина Ивановна, уходя, оставила на диване предложенную Лионеллой книжку. Что-то многовато стало в её жизни экскурсоводов.
Воробушкина брела по рынку, когда из ларька с видеокассетами громко зазвучала эта песня. И мелодия, и исполнение были не во вкусе Антонины Ивановны. Она ускорила шаг, а песня догнала её, остановила, развернула обратно.
Там, очень далеко, я увижу нас. Но без меня. Так надо.
Там, очень далеко, я увижу нас. Но без тебя. Так надо…
Припев повторился будто для того, чтобы она запомнила его. Ведь она давно молила хоть о каком-то знаке.
Воробушкина вернулась к ларьку.
– Песня называется «Так надо»?
– Нет, «Девять ангелов», – охотно ответил мальчишка-продавец. – Певицу пока мало знают, альбом только что вышел. Трип-хоп, если чего… Вам для внуков?
Этот эпизод на рынке неожиданно вернул Воробушкиной равновесие. Так надо, и больше нет вопросов. Пока что весь груз любви придётся нести ей одной. На работе она подошла к Орлову и попросила прощения за то, что напугала его своими необычными разговорами. Вскоре Воробушкина уволилась, а через несколько месяцев серьёзно заболела.
Она вставала с больничной кровати только по вечерам, в часы посещений, и с надеждой смотрела в окно. К ней приходили Светлана, Лионелла Юрьевна, товарищи по мастерской. Приносили минералку, апельсины, подбадривали. Тепло проводив их, она снова ложилась и отворачивалась ото всех. Напротив её кровати висела раковина. «Кап-кап, так надо», – капало из крана, и Воробушкина улыбалась.
Лечение ей назначили грамотное, больную можно было спасти. Но Антонине Ивановне становилось всё хуже. Тот, кого она тайно умоляла прийти, не появился.
Безропотность перед судьбой спасает от безумия, благодарность судьбе спасает душу. Мятежная Воробушкина умерла ночью, и наутро соседки по палате удивлялись умиротворённому лицу покойницы.
Когда до Орлова дошло известие о её смерти, он, конечно, расстроился, но не настолько, чтобы это нарушило привычный ход его мыслей. Он был молод, здоров, у него больше не находилось времени на Воробушкину. Его жизнь продолжилась, словно в ней никогда и не было этой неожиданно зачудившей женщины.
Орлов женился, развёлся, снова женился, постарел. Ему сейчас почти столько же лет, сколько было Антонине Ивановне во время их заграничного путешествия. Он больше не коллекционирует курьёзы – всё равно посмеяться над ними не с кем. Другого по-настоящему близкого человека рядом так и не оказалось.
Орлов наконец созрел для понимания, что, действительно, родная душа была рядом с ним и ушла. И стала понятной её грусть: «Господи, ну почему всё так… неправильно!». Может, и вправду она знала то, что ему пока недоступно. Где-то ты летаешь сейчас, Воробушкина.
Наяву он ни за то бы не признал её в молодой стройной женщине, которая однажды приснилась ему. А в том сне у него не было сомнений, даже когда он увидел её со спины. Антонина стояла у окна и смотрела на ослепительную белизну за стеклом. Она повернулась к Орлову и со счастливой улыбкой сообщила, что не умерла. Проснувшись, он снова и снова вспоминал горячие слова о вечной любви, которые Воробушкина говорила много лет назад, и тёплые ласковые волны накатывали на его одинокое сердце.
СЕРДЦЕ СЕВЕСЕЙ
1.
Лето моё началось, когда я поудобнее устроился на пластмассовом кресле с видом на морской прилив и отхлебнул ледяной «Балтики» номер три. День был пасмурным, но в наших краях солнце надолго не прячется. Люблю так расслабиться и наблюдать времена и нравы.
Посетителей в кафешке было немного. Женатая пара сидела с капучино и бутылкой Нарзана. Оба до смерти надоели друг другу: он читал подобранную со стула позавчерашнюю газету, она изучала химические формулы на бутылке. За другим столиком мужик с ребёнком ели мороженое. Мужик нёс ерунду, сын внимал каждому его слову.
Я мелкому подмигнул: привет, малыш! Я сам детей принципиально не завожу. «Почему вы не хотите йогурт. Ну как можно не любить
