с места и сразу мчится во весь опор. Другие кони к такому рывку обычно не готовы. Пока сообразят, в чем дело, Тарлан уже оторвался от погони. Так вышло и на этот раз. Еще одно достоинство Тарлана: если его догонит чей-нибудь конь, он скачет с этим конем вровень. Не вырывается вперед. Скачет ровно, будто на большее не способен. Скачущий рядом конь приноравливается к его равномерному бегу. И тут Тарлан делает рывок и уходит от соперника. Тот не подозревает подвоха и остается позади.
Мы мчались, и настал тот самый момент, когда Тарлану хватило одного моего слова:
– Вперед!
Он показал себя настоящим тарланом: внезапно рванулся и ускорил бег. Рука наездника гнедого, скакавшего рядом, выпустила улак. Гнедой отстал. Тарлан не сбавлял хода. Я, разгорячившись, понукал:
– Ха-ху, ха-ху, хэй!
Тарлан летел как молния.
– Чисто-о! Тарлан выиграл чисто! Бросай, Тарлан, бросай!
И как это я умудрился поднять с земли шестидесятикилограммовую тушу? Даже усевшись на дувале высотой в сажень, я бы не оторвал от земли такую тяжесть. Обычно, взявшись за мешок в шестьдесят килограммов обеими руками, я еле-еле взваливаю его на осла. А на состязаниях, наклонившись с лошади, одной рукой подхватываю тушу в шестьдесят килограммов! В чем же тут секрет?
Дело в том, братья мои, что у коня есть ветер! Этот ветер и гонит улак. Вы, должно быть, заметили, что мой конь не отрывал глаз от улака и пробил мне дорогу в гуще других лошадей? Этим он обеспечил мне преимущество. А когда я поднимал улак, Тарлан покачнулся, как человек, пытающийся получше пристроить ношу на своих плечах. И тут нужно, придерживая тушу, помочь своему коню.
Теперь вы понимаете, что восемьдесят – девяносто процентов всех тягот на состязаниях приходится на коня. Вот почему на скачках называют не имя наездника, а масть коня. От начала до конца скачек кличка или масть коня произносится с почтением.
Но как Тарлан поскакал с тушей весом в пятьдесят – шестьдесят килограммов, да еще со мною в седле? Предположим, я нагружу коня мешком пшеницы в шестьдесят килограммов и оседлаю. Разве поскачет он так резво? Нет, не поскачет! Но когда дело касается улака, он подобен вихрю.
Братья мои, на скачках царит свой особый дух! Он-то и дает коню силу, дает ему крылья!
Тарлан показал себя во всей красе. Еще целых два раза я выносил улак.
Кто-то окликнул нас из толпы: – Тарлан, подойдите-ка сюда.
Подошел, а это вчерашний старик сидит надувале. Прикрывая ладонью глаза от солнца, он улыбался.
– Как теперь ваши дела, прославленный наездник?
– Спасибо, спасибо.
– Вот что я вам скажу, прославленный наездник: сейчас лучше дать коню отдохнуть. А то еще сглазят.
Честно заработанный Тарланом халат и деньги я протянул старику, но тот их брать отказался. Оставив приз возле старика, я направился туда, где лежала конская сбруя.
50
Братья мои, сосед наш Кулмат-палван вернулся с базара. Проходя мимо его дома, я расспросил его о ценах. На базаре в Денау кишмиш стоит десять рублей. А в Регаре, оказывается, еще дороже.
– Если у вас есть кишмиш, везите скорей, не то будете потом жалеть, – так он сказал.
Дело в том, что кишмиш-то у нас есть! Целых шесть мешков. Желтый, как самый солнечный день лета. Есть у меня и сыновья – крепкие, здоровые! Каждый говорит:
– Вот вырасту – буду скакать на таком же коне, как Тарлан!
Кишмиш на их свадьбу собираю. Этой зимой силенок у меня не хватит, а вот в следующую закачу большую свадьбу. Если будет на то воля Всевышнего.
В субботний вечер я выволок из амбара мешок с кишмишем. Высыпал на ковре, расстеленном на топчане. Просеял через сито, очистил от пыли.
Когда начало светать, оседлал Тарлана и отправился на базар. Переправились через Кызылсу и стали подыматься.
Возле скотного рынка есть участок, огороженный проволокой. Приезжающие на базар привязывают здесь своих лошадей и ослов. Тут и я привязал своего Тарлана. Взвалив мешок на плечи, пошел на базар. Согнувшись в три погибели, шел и покрикивал:
– Дорогу, дорогу!
В нос мне ударил запах мантов. Уселся в один ряд с другими продавцами, развязал мешок и стал нахваливать свой кишмиш. Ниже десяти рублей цену не сбавлял.
Человек в галстуке взял в ладонь кишмиш и стал разглядывать. Помял его пальцами.
– Сбавьте чуть-чуть, вы же дехканин[9], – сказал он.
– Разве дехканин кишмиш на улице находит?
– За дары природы десять рублей просите?
– Дары природы – это пот дехканина.
– В чем здесь ваша заслуга? Солнце и луна светят для всех.
– Светят, конечно. Но начиная с вашей одежды и заканчивая едой – все это пот дехканина. Сами-то вы сидите в конторе за бумагами – вам с неба ни еда, ни одежда не падают. Из того, что получил дехканин, он девяносто процентов отдает вам и только десять себе оставляет!
Человек в галстуке скажет слово, а я ему – два. Так и не уступил.
Братья мои, хоть и нет у меня волос, но расческа из золота. Гляжу, проку от моей торговли никакой. А ну его, решил я и сбавил цену до семи рублей. Примчался какой-то перекупщик и купил товар оптом.
Отряхнул мешок о колено. Сложив вчетверо, сунул под мышку. Прошелся по базару, сделал покупки. Взял гостинцев, лакомств. Беременной жене давно хотелось джиды – купил хорезмской джиды. Сыновьям – леденцовых петушков, конфет с собакой на обертке и сушек. Все это сложил в мешок и перекинул его через плечо. Пошел в чайхану.
51
Переступил было порог, только просунул голову внутрь – и чуть не задохнулся. Чайхана была набита битком. Духота. Даже на деревянном помосте снаружи полно народу. Если пересчитать, человек сто наберется. Я прислонил мешок к столбу помоста. Поискал, где сесть. Один человек ушел, место освободилось. Я попросил соседа сказать, что место занято. Принес чай, лепешку. Прошел на другую сторону улицы, к рыбной лавке. Усатый человек жарил рыбу в большом котле. Я встал в очередь, купил два кило рыбы. Сел и принялся за еду. Рыба оказалась костистая, и я разозлился.
В это время в углу топчана появились два милиционера. У меня сразу пропал аппетит. Глаза б мои не смотрели! Я повернулся к ним спиной. Неужели те самые? – с опаской вспомнил я и присмотрелся. Нет, другие.
52
Тут раздался голос:
– Держи вора, держи!
Из плотной толпы в воротах базара выскочил парнишка. Его нагонял человек в полосатом чапане. Парень бросился через улицу. А
