в этом наше проклятье? И наша беда? Мы легко становимся одержимы, неважно, кровью ли, идеей.
Ну… может, и так.
– Он много говорил. О пути. О просветлении. Осознании. Испытаниях, что указали ему путь. О детях своих, которых он желал расселить по миру, дабы кровь его, преображенная, никогда не угасла. И в этом суть истинное бессмертие.
В общем, тот еще псих.
Но с задачей справился. Кровь и вправду расселилась по миру. Хотя, подозреваю, тот дракон рассчитывал на несколько иное.
– А потом… потом он потребовал… – Дракон слегка запнулся. – Кое-что.
– Да говори уже, – хмыкнула я. – Можно подумать, великая тайна.
– Великая, – серьезно ответил Кархедон. – И тайна.
– Ну тогда не говори.
– Боюсь, вариантов у меня немного… Когда-то давно, когда мы были юны и слабы, как и мир, принявший нас, мы собрали кровь Великого Дракона. И она-то наделила нас силой. Разной силой.
Понятно.
То есть ничего не понятно, но начинаю подозревать, что именно я оттуда на самом деле уволокла.
– После эта кровь была разделена. И в каждом городе был тот, кто хранил ее.
– Вроде тебя.
– Именно. Я не владыка в вашем, примитивном, восприятии. Но лишь тот, кто родился способным слышать кровь. И касаться ее без вреда для себя.
– Это…
– Не спеши, проклятая.
– У меня имя есть.
– Оставь его себе, – сказал дракон спокойно. – Никогда не открывай свое имя, ибо оно – часть сути твоей. И тот, кто завладеет именем, способен и суть твою подчинить.
Не было печали. Но молчу. Как же много я молчу.
Взрослею, наверное.
– Спасибо за совет. Стало быть, твой брат желал забрать эту кровь?
– Желал. Он… он уже забрал ее. Из тех городов.
– И что сделал?
– Он воплотил кровь в… вещи.
– Дай догадаюсь. Получается, сердце Великой Матери сиу… и копье… орочье копье… и… Сколько их всего было? Ну, городов, где пролилась кровь?
– Старших? Шесть. И он приходил в пять из них. Он убивал хранителей, ибо живые они не расстались бы с тем, что являлось главным сокровищем и главным проклятьем нашего рода. Он забирал кровь. И создавал подобных тебе. Проклятых.
– Погоди, я совсем запуталась. Я думала, дело…
– В крови. Дело всегда в крови, – перебил дракон и продолжил жестче: – Времени осталось мало. Тебе нельзя уходить слишком далеко. Ты еще слаба.
– Извини.
– В крови каждого из нашего рода звенело эхо того самого первозданного пламени, из которого сотворен мир. Оно жило. Наделяло нас силой и даром. И позволяло многое. Его хватило, чтобы создать тех, кто способен противостоять нам. Но оказалось недостаточно, чтобы сотворить новый народ, во всем превосходящий драконов.
– Погоди, так твой брат…
– Решил, что все-то в его руках. Что если он получит истинную кровь Великого Дракона, то сумеет сотворить тех, кто будет подобен богам. У него в голове все смешалось. Отчасти потому, что он не имел права прикасаться к ней.
– Почему не имел?
– Хранителями становятся не просто так. У меня от рождения не было иной судьбы, ибо, когда меня положили на камень, он воссиял белым светом. А это значило, что в моей крови та сила, которая способна противостоять мощи истинной крови.
Я в этих кровях совершенно запуталась. Но на всякий случай кивнула: мол, понимаю. Потом уже, как проснусь, тогда и стану разбираться. Если вообще проснусь.
– Он завидовал мне. Как оказалось. Он полагал, что более достоин, что найдет крови применение. Что изменит мир. И собирался изменить…
Голос дракона стал глуше.
И облик его размыло.
– Погоди. – Я поняла, что время и вправду вышло. – Ты… ты не отдал ему?
– Он искал. – Дракон улыбнулся во всю свою немалую пасть.
Надо думать, что искал.
Только…
– Только не под троном, верно?
Он кивнул.
– Конечно… это же реликвия. Святыня. И все такое. Ей место в сокровищнице… а ты додумалась пошарить под троном!
– Так уж получилось…
Мир вокруг дрожал, грозя рассыпаться.
– Но ты… – Я волей своей заставила его вернуться. – Ты отдал ее мне! Ты ведь именно что отдал… иначе я бы не осталась живой! Никто из нас не остался бы… а ты… почему?
– Ты мне понравилась. Да и… возможно, мой брат в чем-то прав. Мы слишком долго держали эту силу при себе. Настало время вернуть ее миру.
Дракон распахнул крыла и, набрав в грудь побольше воздуха, выдохнул пламя. Я ясно видела рыжий клубок пламени, который вырвался из его пасти и полетел ко мне.
Вот это я понимаю! Завершение беседы.
Я закрылась рукой и… проснулась.
Нет, ну не сволочь ли?!
Глава 8
О высокой морали и револьверах
Милисента пробудилась резко. Она вскинула руки, словно пытаясь защититься от чего-то, затем огляделась с видом растерянным.
И выругалась.
– Извините, – буркнула она, смахивая пот с бледного лба. – Привидится же…
И осеклась.
Поискала взглядом Эдди, который сидел тут же, и сказала:
– Надо поговорить. Если это не бред, то все куда как… интересней.
– Не бред, – поспешил заверить Орвуд, явно приободрившийся. – Возьмите, леди, вы, наверное, проголодались.
И протянул плитку шоколада.
Засранец! Чарльз спрятал руки за спину, ибо желание дать Орвуду в морду, совершенно неестественное для графа, скорее уж приличное для среднего жителя Запада, окончательно сформировалось и даже окрепло.
– Еще как, – Милисента отказываться не стала. – Шпашибо.
Шоколад она не ломала, откусывала так, едва развернув.
– Женщина, – с неким умилением прогудел Разбиватель Голов. – Женщине надо кушать. Сильной будет. Слабая женщина сильных детей не родит.
И вздохнул горестно.
А Чарльзу стало совестно. Даже орк дикий понимает, что женщин кормить надо, а он, Чарльз, не удосужился хотя бы шоколадку припрятать.
– В общем… – Милисента облизала губы. – Тут такое… сложное дело…
Она вздохнула.
Поднялась, потянулась и едва не грохнулась. Благо Чарльз успел подхватить вовремя.
– З-затекли, з-заразы, – просипела Милисента, запихивая в рот остатки шоколадки. – С-сейчас пройдет.
– Бывает. Когда душа покидает тело, то процессы в нем замедляются, – наставительно заметил Орвуд. – И после возвращения часто случается так, что тело реагирует несколько… непривычным образом.
– Это каким? – Милисента вцепилась в руки Чарльза, но отталкивать их не спешила.
– Скажем, иногда может кружиться голова. Нормальна слабость. И даже сильная слабость. В редких случаях бывает, что отказывает сердце…
Как-то перечень не внушал доверия.
– Но это скорее исключение. И… долго находиться там опасно. – Орвуд глядел прямо. – Есть теория, что после определенного порога, так сказать грани, организм начинает разрушаться. И первой страдает именно нервная система. Моя сестра…
Он осекся.
– Продолжай уже, – велел Эдди и убедительности ради положил руку ему на плечо.
– Она зашла слишком
