Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
здесь от жизни толку никакого –
возьмите в синь полуденной свободы
меня с собою!
Но, видно, не услышали драконы,
а может быть, подумали: на кой нам?
И скрылась с глаз моих драконья стая,
а я осталась –
и только след — как шлейф из шёлка — долго
плыл, растворяясь в небе над Садовым,
в закат с июньским ветром улетая,
бледнел и таял…
Я думаю порой о тех драконах
и о судьбы неведомых законах,
о том, что в летнем небе никогда я…
Такое дао.
Карусель
В саду воскресном радость и веселье –
под ярким кругом крыши из нейлона
бегут олени, лани, кони, пони,
и музыка кружит над каруселью;
вокруг веранд кафе в тени деревьев
витает дух ванили, кофе, гриля,
на заднем плане пара мельниц древних
ворочает свои косые крылья,
а дальше лес истоптанный, в котором
и зелени-то мало чахлой жалкой –
там луна-парк кончается забором,
за ним укрылась мусорная свалка –
и там, наверно, лет через десяток –
коль доживу, то может быть, увижу –
средь куч песка, камней и дряни всякой
найдут приют обломки круглой крыши,
обрывки ткани в пёструю полоску,
фрагменты металлических конструкций,
заросшие побегами настурций,
и нижний круг из полусгнивших досок –
когда-то здесь лошадки нас катали
и музыка играла, и блестели
начищенные медные детали
живой ещё сегодня карусели…
Ну а пока она вовсю в движенье,
пока огни скользят по позолоте
украсивших карниз изображений
лукавых лис и ловких оцелотов,
принцесс кисейных, фокусников, эльфов –
пока ещё звучат канкан и буги –
давай с тобой на память щёлкнем селфи,
любовь моя, и выложим в фейсбуке:
когда всё кончится, и хлам ненужный
укроют мхи и заросли калужниц,
репейники и кустики бархоток –
останется от нас хотя бы фото…
Письмо
Пишу тебе письмо. С чего начать мне?
Начну с чего-нибудь. Январь. Нет сил.
Рождественскими тихими ночами
стеклянный глаз луны в окне висит.
Так. Далее. В углу мерцает ёлка.
Пора её отправить на чердак
решительно, иначе будет долго
стоять: порядок — не моя черта.
Добавлю о погоде пару строчек:
здесь всё бело, и ночь почти светла;
следит за мной глаз лунный ночь за ночью,
глядит из-за оконного стекла,
как я на сон грядущий пью таблетки,
а перед тем — глоток-другой вина,
чтоб меньше мучил свет белесый блеклый,
луна в окне, и снег, и тишина;
здесь, в наших снежных северных широтах,
семь месяцев в году царит хандра,
бег времени сбавляет обороты,
и сумерки с утра и до утра –
я потому-то и берусь за ноут
и написать хочу тебе письмо –
про то, что жизнь всё та ж, хоть год и новый,
потом про глаз в окне. Приветик. Чмок.
Легко и мило. И без обязательств.
Надеюсь, ты уловишь мой сигнал.
Но вот вопрос шекспировский: писать иль
не надо? Даже мысль саму изгнать?
О Господи, на что же мне решиться?
Да или нет? Нет-нет… Конечно да!
Мои сомненья белой ниткой шиты –
ты будешь рад письму. Ты долго ждал.
А собственно, что я сказать хотела?
Стираю строчку, думаю: о чёрт!
Луна в окне… Но не в луне же дело –
и вообще… Зачем писать?
О чём?..
Уроборос
Когда тебе уже за тридцать,
и ты — потомственный патриций,
и нет проблем, и нет вопросов,
и в жизни всё легко и просто –
пора, как все другие люди,
в себе с пристрастием порыться
и отрешиться от иллюзий,
что ты герой, поэт и рыцарь;
теперь ты, друг мой, взрослый мальчик –
довольно маяться мечтами –
мир был непознан и заманчив,
а стал понятен и читаем;
всё чётко, правильно, пристойно –
все переженятся в итоге –
и вот и ты, мой друг, пристроен
как пёсик при хозяйке строгой –
детишки, бабушки и няни,
и тяжкий труд, и хлеб насущный –
о жизнь, что делаешь ты с нами?
не жизнь, но ад какой-то сущий…
Где ты теперь, былой романтик,
сметённый залетевшим ветром?
А ты, подруга — где твой манкий
весёлый взгляд под чёлкой светлой?
И хоть и неисповедимы
пути Господни, преуспели
мы, без сомнений — победили
и обрели то, что хотели:
вот белый парус, вот лагуна,
вот даль туманная, вот крупно,
на ближнем плане, на латуни
воды — причал и мыс округлый,
цветы и пальмы, пляжи, яхта –
по яндекс-картам — это Ялта,
Майями, Хайфа или Яффа –
и меркнут сны в сравненьи с явью…
Все подвиги твои — на фото
в фейсбуке, инстаграме, блоге –
но грустно что-то отчего-то –
читаешь Белого и Блока,
а тут ещё с воображеньем
метаморфоза происходит –
победа мнится пораженьем,
и настроение плохое –
стакан мартини, шёпот бриза,
мерцанье звёзд во тьме небесной –
не бойся — это просто кризис,
у всех одна и та же песня –
да, это кризис межсезонья:
исхода нет и жизнь бесцельна –
верёвка, мыло, прах в вазоне –
и очевидно сходство в целом
с разбитым пушкинским корытом,
и марши звонкие умолкли…
А в чьём-нибудь шкафу закрытом
стоит скелет твой в туче моли
среди других скелетов белых,
подобно манекену в ГУМе –
а ты совсем не в курсе дела,
а ты об этом и не думал –
и лезут в голову химеры,
что там, где твой скелет припрятан,
ты мог быть счастлив. И приятно
мечтать и пить, играть на нервах,
ругать фортуну, плакать, строить
наполеоновские планы
войны, фанфар, захвата Трои –
внезапно это стало главным…
Представь на миг в пылу азарта,
что в том шкафу висят уныло
твои бриони и труссарди –
и ничего не изменилось –
и ты на фоне волн лазурных
вот в этих трениках и майке
пьёшь — может, из других мензурок –
не Orange Juice, а ром ямайский –
какая разница? Де факто
различий ноль. Но грустно как-то,
что так однообразны судьбы,
банальны так и так абсурдны;
хоть мы герои по сюжету,
но в том-то наш печальный фатум,
что мы по сути те же жертвы –
о жизнь — нет, ты не мастер фабул –
а сонный мрачный Уроборос
в неброских бронзовых узорах,
свернувшись в круг ли, в лемнискату,
мусолит хвост
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
