одной части. Что касается запросов на станции, через которые проходил поезд, то постепенно нам прислали копии из всех тех мест, где сохранились архивы военных лет. А самое главное, что мы встретились с Мариной Алексеевной Петровой и восстановили историю двух семей.
Итак, первое настоящее мое дело можно было считать законченным. Нельзя сказать, что я провел его безупречно, но Петр Севастьянович Курилов похвалил меня, а мы в отделе хорошо знали, что хвалит Курилов не часто. Но самое главное — обе девочки нашли своих родителей, а Марина Алексеевна Петрова и Юрий Георгиевич Иванов — своих столько лет назад потерянных детей. И поэтому я был счастлив, как был бы счастлив любой другой на моем месте.
Все участники и действующие лица этой истории собрались в Энске в доме Крамаренко — Вера Петровна и Василий Степанович Крамаренко, Марина Алексеевна Петрова, Юрий Георгиевич Иванов, Петр Севастьянович Курилов, девочки. Долгие месяцы я мечтал о том, чтобы такая встреча состоялась, к этому я стремился, в этом, собственно, и заключалась поставленная передо мной задача. Но, организовывая эту встречу, согласовывая сроки, посылая вызовы в другие города, я очень волновался.
Все-таки сложно и странно подчас складываются людские судьбы. Валя Петрова мечтала найти своих родителей. И она нашла мать. А Нина Иванова, даже не подозревавшая о том, что она живет с неродной матерью, неожиданно нашла отца. Но зато она потеряла вырастившую ее и ставшую ей близкой Марину Алексеевну Петрову. Марина Алексеевна разыскала дочь, но потеряла Нину Иванову, которая столько лет была ей второй дочерью. Однако хуже всех мне казалось положение, в котором очутились Крамаренко. Они вообще только потеряли.
— Ты как-то упрощенно смотришь, — сказал мне Курилов, когда я поделился с ним моими переживаниями. — Как будто решаешь задачу по арифметике из пятого класса. Помнишь?! Из одной трубы в бассейн вливается, из другой выливается... У людей, милый мой, не совсем так. Ты жалеешь Веру Петровну и Василия Степановича Крамаренко. Я, кстати, тоже. Но ведь любят же они свою Нину! И значит, счастливы за нее. А что касается Нины, то, может быть, я совсем ничего не понимаю в людях, но я уверен, что с тех пор, как она нашла мать, Крамаренко ничуть не стали ей менее близкими и родными. Точно так же и все остальные. Наверное, кое-кто из них разъедется, может быть, они будут жить в разных городах. Но ведь когда-то это происходит со всеми. Дети подрастают, заводят свои семьи, идут служить в армию, уезжают в дальние командировки. Твоя мать тоже не слишком часто видит тебя дома, и я не поручусь, что в будущем вам с ней удастся видеться чаще.
И все-таки я волновался. Как-то сложится судьба этих людей, много выстрадавших в своей жизни и заслуживающих самого большого счастья? За несколько месяцев мне часто приходилось встречаться с ними, я многое узнал о них. Наверно, как у всяких других, у них были свои слабости, недостатки. Но в целом это были очень порядочные, честные, симпатичные люди. И я боялся увидеть их в другом свете, боялся, что они не окажутся на высоте в новых, трудных для себя условиях.
Встреча состоялась в доме Крамаренко. Волновались все ужасно. Мы заранее решили, что постараемся избежать гласности. Поэтому из «посторонних» приглашены были только Курилов и я. Памятуя о печальном исходе киносъемки, не приглашали ни журналистов, ни кино- и фотокорреспондентов, хотя на этот раз «накладок» вроде бы не предвиделось.
Должен сказать, что мои опасения оказались абсолютно напрасными. Ничего подобного мне в жизни видеть не приходилось. Как потом признался Петр Севастьянович, — ему тоже. У всех без исключения было такое настроение, которое бывает у людей, быть может, раз в жизни.
К Крамаренко пришли почти одновременно. Встреча была назначена на шесть часов вечера. О том, чтобы опоздать на нее, не могло быть и речи, но и раньше приходить тоже стеснялись. Поэтому не было томительных и напряженных минут ожидания. Конечно, было какое-то напряжение и, может быть, даже настороженность — ведь все немного боялись того же, чего боялся и я. Но все это было только вначале. А потом лед как-то вдруг тронулся, и объятиям, поцелуям и счастливым слезам не было конца. Плакали, правда, только женщины, да и то старшего поколения, а Нина и Валя держались здорово.
Когда страсти улеглись, мы приступили к выработке решений. Прежде всего мы коллективно решили, что Нина Петрова, хотя при рождении ей дали имя Валя, так Ниной и останется. На этом особенно настаивали Крамаренко, против же никто особенно не возражал, даже Марина Алексеевна.
— Теперь, значит, у меня две дочери и обе Нины, — только и сказала она.
Потом сообща решили, что Марина Алексеевна переедет жить в Энск, потому что с тем городом, где она жила теперь, ее ничто не связывало. Петр Севастьянович обещал помочь ей с пропиской и с работой. К тому же Крамаренко и слышать не хотели, чтобы Нина с матерью жили не у них дома.
Переживала Марина Алексеевна только, что ее приемная дочь Нина уезжает с отцом на Дальний Восток. Но с этим уже ничего нельзя было поделать.
Так закончилось это дело, имевшее важные последствия для всех, кого оно касалось, и для меня тоже, потому что я и до сих пор работаю в паспортном отделе и свою работу не променяю ни на какую другую.
Чужой номер
1
Со стороны это должно было выглядеть примерно так. Солнечным жарким утром по разбитому, давно не ремонтировавшемуся шоссе шли два молодых человека. У одного из них через плечо была перекинута авоська с продуктами, а в руке зажата длинная рейка, другой нес ящик с теодолитом, с помощью которого геодезисты производят съемку местности, и волочил по камням тяжелую треногу. Время от времени они останавливались и проводили короткое совещание, после чего снова трогались в путь к большому неудовольствию того, кто тащил треногу. Там, где шоссе, изгибаясь почти под прямым углом, резко поднималось вверх и уходило в лес, они остановились окончательно.
— Пожалуй, это место нам подойдет, — сказал один из них и воткнул рейку в песок.
— Да уж, здесь машине не разогнаться, — согласился с ним второй, тщетно пытаясь установить завалившуюся набок треногу.
— А в какую дырочку надо смотреть, ты представляешь?! — засмеялся владелец рейки.
— Вот завтра
