— Да, я понимаю вас. — Хью был тронут. Он понял, что забота о брате определяла все ее поступки.
Губы Элис дрогнули.
— Мой отец ничего не дал Венедикту. Когда мальчик упал с пони и очень серьезно повредил ногу, отец заявил, что, если его сын не способен стать настоящим рыцарем, он его больше не интересует, И вскоре вообще перестал замечать сына.
— Вы не хотели, чтобы теперь уже чужой бессердечный человек вновь причинил вашему брату боль, и поэтому не выходили замуж.
— Бенедикт столько выстрадал из-за отцовского равнодушия. С ним обращались ужасно, и я всегда старалась помочь ему, хоть как-то скрасить его существование. Но разве кто-то может заменить мальчику отца?
Хью вспомнил Эразма:
— Это нелегко, но все-таки иногда случается.
Элис взмахнула рукой, словно пытаясь отогнать от себя печальные воспоминания:
— Впрочем, это вас не должно волновать. Теперь я сама позабочусь о Бенедикте.
— Хорошо. Я хочу обсудить нашу помолвку с сэром Ральфом немедленно. — С этими словами Хью направился к дверям.
Он был очень доволен результатами переговоров. Самое главное — ему удалось получить согласие Элис. Не такое уж и большое достижение на первый взгляд, но от помолвки до свадьбы один шаг. Она будет жить вместе с ним в Скарклиффе, и у него появится время внести существенные поправки в их соглашение.
Элис подняла руку:
— Одну минуту, сэр Хью!
Он задержался и повернулся к ней:
— Слушаю, леди Элис.
— Хочу предупредить вас: ни в коем случае вы не должны вызвать подозрений у сэра Ральфа, иначе он потребует королевский выкуп за мою руку. Нужно состряпать подходящее объяснение, почему вы ни с того ни с сего решили просить моей руки. В конце концов, мы едва знакомы, да и приданого у меня нет.
— Я что-нибудь состряпаю.
— Но что именно? — Элис пыталась прочитать его мысли.
Хью пристально смотрел на нее. Утренний свет играл в ее волосах, придавая им необыкновенный оттенок. Открытый ясный взгляд необъяснимо притягивал к себе. А ее грудь под темно-синим платьем казалась такой нежной, такой соблазнительной.
Хью шагнул к Элис. Во рту у него пересохло, и он почувствовал, как по телу разливается хорошо знакомая волна возбуждения.
— Моему поступку может быть лишь одно разумное объяснение.
— Какое же, сэр?
— Страсть.
— Страсть? — Элис непонимающе уставилась на него, точно он произнес это слово на иноземном языке.
— Да. — Он сделал еще два шага к ней.
Элис открывала и закрывала рот, словно рыбка, выброшенная на берег.
— Что за вздор, — пробормотала она. — Вам никогда не убедить моего дядю в том, что рыцарь-легенда способен поступить так… так глупо, решившись на помолвку по столь смехотворной причине, милорд.
Хью стоял уже совсем рядом, он бережно взял ее за хрупкие плечи. Какое наслаждение держать ее в объятиях, такую гибкую, поразительно женственную и горячую. Он чувствовал, как она трепещет от его прикосновений. Они стояли так близко, что он мог вдыхать аромат трав, исходящий от ее волос.
— Вы ошибаетесь, миледи. — Слова давались ему с трудом. — Только безумная страсть лишает мужчину способности рассуждать здраво и не внимать голосу разума.
И прежде чем Элис догадалась о его намерениях, он сжал ее в крепких объятиях, и губы его коснулись ее губ.
Только сейчас Хью понял, как жаждал он все это время целовать ее, с той самой минуты, как увидел Элис вчера вечером в сумрачном зале.
Она казалась ему волшебным неуловимым созданием. Никогда в жизни он не обнимал столь восхитительную женщину.
Это было какое-то наваждение. И еще никогда в жизни женщина так не сводила его с ума. Он знал, что легче всего освободиться от мучающего его чувственного влечения — сдаться на милость древнего инстинкта. И сейчас, ощутив, как по телу Элис пробежала легкая дрожь, он понял, что не может совладать со своим желанием.
Элис замерла в его руках, словно соображая, что ей делать дальше, а он воспользовался ее замешательством и не отказал себе в удовольствии насладиться ею.
Ее губы были мягкие и теплые, точно инжир, пропитанный медом и свежим имбирем. Оторваться от них было выше сил. Поцелуи возбуждали и пьянили его, как редкие пряности. Все его чувственные фантазии, рожденные во мраке ночи, словно воплотились в этой женщине. Нежная, хрупкая, благоухающая, как роскошный цветок, и такая пылкая. В ней горит огонь, которым она способна довести до исступления любого.
Хью впился в ее губы.
Элис приглушенно вскрикнула.
Нет-нет, она не протестовала и не была испугана. Хью показалось, она вскрикнула от неподдельного изумления.
Он сжал ее еще крепче в своих руках, ее упругие груди прижались к его твердой груди.
Он ощущал, как трепещут ее напряженные бедра. Его плоть жадно возбудилась.
С губ Элис слетел легкий стон. Словно освободившись от чар, приковавших ее к месту, она сжала рукава его туники, затем, привстав на носочки, обвила его шею руками и страстно прильнула к нему всем телом. Как сильно билось сердце в ее груди!
Наконец Элис, к восторгу Хью, раскрыла свои губы, чем он тут же не преминул воспользоваться, насладившись ее сочным, сладким ртом. Хью вдруг пронзило неутолимое желание тут же вкусить и других пряностей этого чудного женского тела, которые были настолько экзотичны, что не поддавались описанию.
Хью прекрасно знал, какую власть над мужчиной имеет пряный женский аромат, но он давно научился и сдерживать свое влечение. Хью усвоил одну непреложную истину: мужчина, не способный умерить свой аппетит, становится его рабом.
Но сейчас он вдруг почувствовал, что не может противостоять желанию и следовать своим правилам. Эта Женщина пьянила его как вино. Сладость и аромат ее манили, кружили голову. Нет, ему никогда не встречалась женщина, влекущая к себе с такой силой.
Но он хотел большего, гораздо большего.
— Сэр Хью, — прерывисто дыша, вымолвила Элис. Приоткрыв губы, она смотрела на него полными изумления глазами.
Но Хью не мог остановиться, он хотел вновь завладеть ее губами. Он склонился, чтобы поцеловать ее, но Элис приложила пальчик к его губам и умоляюще взглянула на рыцаря:
— Минутку, сэр, если позволите.
Хью глубоко вздохнул, пытаясь привести в порядок мысли и чувства. Еще немного — и его железное самообладание, которое не изменяло ему столько лет, разлетится на кусочки…
Он решительно отбросил подозрение, будто Элис проверяет на нем свои женские чары. Да это просто невозможно. Он не поддавался ни на какие женские хитрости даже в юности. И уж тем более теперь не позволит пробить брешь в его железном самообладании.
