Мы пили горячий чай и разговаривали, целовались немного. А я даже руки не распускал, хоть и очень хотелось.
Это было, конечно, странное свидание. Самое странное из всех, что у меня были.
— Я хочу, чтобы ты никуда не уходила, не исчезала, — сказал я тихо, когда, разомлевшая от пиццы, которую мы заказали на дом, Илонка неожиданно вырубилась — заснула, смешно поджав ноги и уткнув нос в ворот тяжёлого махрового халата.
Я перенёс её на кровать в спальне. Уложил заботливо и одеялом укрыл, чтобы не замёрзла. А сам, как последний дурак, пристроился на диване в гостиной, потому что понимал: лягу рядом — буду приставать. Я не святой, а это выше меня: находиться близко к девушке и не тронуть её. Но я обещал. А обещания привык исполнять.
Не такой уж я и пропащий, как многие обо мне думают. Хотя в тот момент мне было плевать на всё: кто что обо мне думает, какие испытания меня ждут и чем закончится тягомотина с отцом.
У меня другое было в голове. И это другое, единственное, важное, спало на моей кровати, раскидав светлые волосы по подушке и сладко посапывая во сне.
Глава 14
Илона
— Да ты с ума сошла! — заявила мне Людка, как только я приползла домой в воскресенье вечером. Мы с Бодей весьма активно провели время. Побывали в парке, покатались на аттракционах, съездили на дачу к какому-то его другу и наелись шашлыков.
Там, кажется, народ был, немногочисленный, но всё же. И, кажется, меня с кем-то знакомили, но я ничего не запомнила. Только вкус и запах сочных шашлыков, салата из свежих огурцов и помидор, молодой зелени, которую мы ели пучками и обветренных губ Богдана.
Мы целовались так часто, как только могли. Это походило на помешательство, уже давно слетели все предохранительные клапаны, я не понимала, что со мной творится, но не могла сказать «нет». Я переступила черту. Благо, из нас двоих голова у Богдана оставалась каким-то чудом на месте. Но меня это даже не радовало. Под конец воскресенья я вдруг подумала, что меня это огорчает.
Я вот тут, рядом, кручусь у него перед носом, а он старательно руки от меня убирает, словно боится притронуться. Или всё же брезгует?..
Вот откуда брались подобные страхи — понятия не имею. Я же видела, как он на меня смотрит. Слышала, что он говорит. Понимала: мы рядом не просто так. И очень надеялась, что я не очередной, проходящий трофей. Всё как бы на это намекало. И то, что Островский вознамерился всеми способами избегать тактильного контакта, кроме наших губ, расстраивало меня неимоверно. Может, поэтому Людкино кудкудахканье стало последней каплей этого воскресного вечера.
— Слушай, займись собой, а? — наехала я на Людку. — Займись своими делами, а меня оставь в покое! Я взрослая и совершеннолетняя, вполне способна справиться со всем сама! Тебе заняться нечем? Лучше бы генеральную уборку затеяла, твоя, между прочим, очередь! А ты потеряла покой и сон, высматривая что-то в моей личной жизни. Ну не сунь нос, прошу! Я ж тебе не указывала и не указываю, с каким чмом обжиматься? Не упрекала, что ты творишь? Не запрещаю встречаться, развлекаться, наслаждаться жизнью? Вот и ты не лезь, ладно?
Людка обиженно хлопала ресницами и дула губы.
— Ну, подумаешь, ну, и ладно. Поступай, как знаешь! — пыхтела она.
— Да-да, я помню! — продолжала я выливать собственное неудовлетворённое раздражение. — А если вдруг что, приползу побитой собакой, а ты торжественно скажешь: «А я предупреждала!». Но, может, я хочу набить эту шишку? Только свою? Что тебе неймётся-то, а?
— Ой, всё! — отвернула она гордо голову и сделала вид, что неприступная гора Арарат — это она. Только мне было пофиг, без разницы на её обиды.
Я внезапно хотела жить. Не осторожничать, не бегать, как испуганный заяц, не шарахаться. А чувствовать сильные руки у себя на плечах, шершавые губы — на своих губах, вслушиваться в жаркий шёпот, млеть и…
Видимо, гормональное помешательство — это очень сильная и неизведанная штука. Меня в прямом смысле трясло, будто кто-то подключил и забыл выключить высоковольтные провода.
Я не знала, что мне с этим делать, как быть, как себя вести.
Я ничего не умела. У меня опыта — ноль. Я ведь до Богдана ну, целовалась, конечно, но это так, глупости. Ничего подобного и ни к кому я никогда не испытывала. И если он не проявляет инициативы, то как её проявить мне? Недопустимо! Немыслимо! Да мама меня б с костями съела за подобные мысли!
Солнце вставало каждое утро и неизменно падало за горизонт вечером. Дни сменялись ночами. Я жила от встречи к встрече, от звонка до звонка, от смс до смс.
Мы перестали общаться с Людкой — она вообще сошла с моих радаров. Больше подруга с советами не лезла, не хмыкала, не поучала. Но даже если бы и продолжила, я б, наверное, в тот период её бубнёж восприняла как фон, как звуки природы — что-то такое неизбежное, но на которое можно внимания не обращать.
— Привет! — Богдан появлялся иногда возле университета. Чаще мы встречались вечером, когда у него рабочий день заканчивался.
Сегодня — последний экзамен у меня был.
— Ну что, свобода? — щурит он довольно глаза. — Как моя отличница, справилась?
У меня сердце ёкает, когда он говорит «моя». А у него это так естественно получается, будто ничего не значит для него это слово. Или наоборот: слишком много значит, но он и виду не показывает.
— Вот! — показываю я ему зачётку.
Там одни красивые отметки. Я как-то умудрилась сессию сдать на «отлично», хоть голова была занята кое-чем другим.
— Значит, будем поздравлять, — говорит он небрежно, а затем целует меня так, что я готова из платья выпрыгнуть.
Сегодня он неожиданно смелее, чем раньше. Я вдруг чувствую его жадные руки на себе, и это сводит меня с ума.
— Выбирай, — бормочет он глухо, прижимая меня к себе. Так крепко, что я краснею невольно, чувствуя… ощущая… короче, понимая, как он возбуждён. Я ведь не девочка из монастыря, современная. Всё в этом знаю и понимаю, — кафе и мороженое, можем поехать за город, можем отправиться в парк с аттракционами или поехать ко мне домой.
Домой к себе он приглашает первый раз после той субботы, когда всё перевернулось.
Он смотрит на меня так… что я понимаю: выбор за мной, но если я соглашусь, то всё снова изменится. Но это мой выбор, и он даёт его мне.
— К тебе с мороженым? — спрашиваю и затаиваю дух.
— Хорошая идея, — легко соглашается Богдан и тянет меня за руку к машине.
— Бодя, — окликаю я его, как только мы оказываемся в замкнутом пространстве автомобиля.
Он поворачивается, смотрит на меня пытливо. Я понимаю, что дурочка, но обязательно должна сказать, проставить все точки над «i», потому что для меня это очень важно. Без этого нельзя.
— Я… ты… — мямлю, не в состоянии подобрать слова.
