Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Жалею, не жалею… Поезд ушел. «Зеленый поезд виляет задом, а я с моста на него плюю – ему на север, а мне налево…» Вопрос в другом: можно ли простить Валентина? Забыть о том, что случилось. Сделать вид, что ничего не было. И жить дальше. Если бы он изменил ей раз или два, вот как в кино показывают, со своей секретаршей на столе в приемной – простила бы, честное слово! Но ее муж, ее родной человек, несколько лет, изо дня в день… а потом приходил домой и… Нет, даже думать об этом невозможно. Она и не будет думать. Сохранит самоуважение, как психотерапевт доктор Буркатов в книжках и по телевизору настоятельно рекомендует: он звезд разводит, ему виднее, как оно лучше сохраняется. Стало быть, будет жить дальше, если не с мужем, так со своими принципами.
За окном быстро сгущались сумерки, вползали в комнату сквозь просвет между портьерами. Ирина потянулась к выключателю лампы на прикроватной тумбочке и нечаянно смахнула с края бокал: убрать следы вчерашнего «разврата» они с Риткой так и не удосужились. Бокал жалобно звякнул, ударившись о большое блюдо из-под фруктов и сыра, которое стояло на полу. Ирина ахнула, кинулась подбирать осколки – в общем, только ножка откололась, по бокалу трещины нет, можно и склеить… И даже засмеялась от наглядности ответа на вопрос, который она только что безуспешно решала. А зачем склеивать? Эти простенькие бокалы дарили им с Валентином на свадьбу, тогда это был страшный дефицит. С тех пор они купили множество новых, но эти, глупые до невозможности, зеленые и сиреневые, тех и тех по шесть штук, были любимыми, за ними всегда в первую очередь тянулась рука. За двадцать лет всевозможных праздников ни один не разбили, а тут… Так ведь не склеишь! Старая немодная сиреневая стекляшка того не стоит. Ирина вскочила, босиком прошлепала в кухню, аккуратно сгребла оставшиеся одиннадцать жалобно позвякивавших бокалов, свалила всю эту зелено-сиреневую красоту в мусорное ведро, сморщилась от звука бьющегося стекла и сверху прихлопнула крышкой. Все правильно: она должна быть сильной. Прошлое должно оставаться в прошлом. Ей ни к чему воспоминания о счастье, которое то ли было, то ли не было, и счастьем оно только притворялось.
Валентин Рудольфович опять задерживался на работе. Все решения давно были отписаны, бумаги разложены в идеальном порядке и убраны в сейф, чай выпит и слоеная булочка, предусмотрительно заначенная от обеда, съедена. Часы укоризненно показывали половину девятого и, что характерно, вечера. Если бы часы могли говорить, они напомнили бы хозяину кабинета, что сегодня суббота, а он приперся утром ни свет ни заря и сидит целый день, хотя дел на сегодня не расписано.
Возмущенное тиканье наконец привлекло внимание Валентина Рудольфовича. Уже полдевятого? Надо ехать. Опять доберется до дома (в этом месте он поморщился, как будто надкусил что-то невкусное, а выплюнуть неудобно) в десятом часу. Он решительно затянул тесемки последней папки, аккуратно поставил ручку в стаканчик, потянулся выключить компьютер… и остался сидеть, глубокомысленно уставившись на плававших по экрану разноцветных рыб. Эту заставку сделали ему недавно, рыбы сновали возле кораллового рифа и были совсем как настоящие (точно таких же они с Ириной кормили хлебом и чипсами на пляже в Египте). Он ругался, что это запрещено законом, а она над ним смеялась. Но все-таки прятала хлеб в купальник, если к ним подходил кто-то из охранников, и потом долго исподтишка вытряхивала крошки и опять смеялась, но уже над собой…
Это было совсем в другой жизни. Там был незыблемый порядок даже не быта, а бытия, там у него был дом, где он был мужем и главой семьи, он относился к себе с большим уважением и твердо знал, что утром ему подадут поджаренный непременно с двух сторон омлет, кофе и апельсиновый сок – свежевыжатый, чистый витамин C (поливитаминов «из баночки» он не признавал). А потом – вкусно пахнущую белую рубашку (голубые, розовые, бежевые и прочие он на дух не выносил), отутюженный костюм и вычищенные ботинки. Это был ритуал, к которому Ирина относилась так же серьезно, как и он, и ни разу не было случая, чтобы она не встала приготовить ему завтрак и проводить на работу.
А когда он вернется домой – неважно, в какое время, у него же ненормированный рабочий день! – его будет ждать чистая салфетка на столе, горячий ужин и свежая «Российская газета» с нормативными документами. Поев, он расскажет жене о том, как прошел день, как достала его эта «Фемида недоделанная», его начальница, которая понятно каким местом выслужила пост председателя суда, ничего не понимая в работе (вообще не бабское это дело!). Рассказывая, он воздаст дань врагам, упомянет общих знакомых, приведет в порядок взъерошенные мысли – и отправится спать, наслаждаясь бормотаньем телевизора, запахом чистого белья, уютным теплом одеяла, прохладой спальни и полной гармонией, душевной и физической.
О той жизни он знал всё: как они проведут выходные и куда поедут в отпуск, где лежат чистые носки и телепрограмма, на какую именно ширину необходимо приоткрыть окно в спальне, чтобы было не холодно, не жарко, а в самый раз. За носки и рубашки, сок и омлет, за ужин, газету, батарейки в пульте, телепрограмму, запах чистого постельного белья и сто тысяч прочих жизненно необходимых мелочей отвечала жена. Она знала, какой суп он любит, какой сорт чая предпочитает и сколько кусочков сахара (коричневого тростникового) надо положить в его любимую синюю с золотым ободком чашку. Всем этим «оркестром» вещей, игравшим без единой фальшивой нотки, мастерски и с увлечением дирижировала она. А он с непреходящим удовольствием всего этого не знал, не брал в голову, наслаждаясь тем, что оно всегда есть. Порядок вещей определен и непреложен. Как говорил один его знакомый, отставной военный, все «чисто, прямо, параллельно». И эта нехитрая формула счастья не так смешна, как кажется на первый взгляд. Короля всегда играет свита – в той жизни он был настоящим королем, потому что его свита изо дня в день играла его роль безукоризненно.
Как, зачем в той чудесной, замечательной, сказочной, восхитительно-правильной жизни возникла Наташа? Хорошо бы ответить так: у него наступил кризис среднего возраста, о котором он слышал как-то передачу по радио, когда ехал с работы. Там умные люди на полном серьезе говорили о том, что ближе к сорока мужчины непременно начинают подводить итоги и горевать о непокоренных вершинах. Кто-то бросается покорять, если уже может позволить себе купить подходящее альпинистское снаряжение и авиабилет в район Альп, кто-то увлекается спиртным, кто-то меняет жену, мудро сделав именно ее во всем виноватой. Вон Абрамовичу приспичило с женой официально развестись – так то ли трехсот, то ли пятисот миллионов баксов не пожалел, хотя могли бы себе жить спокойно в разных полушариях и никогда не встречаться. Вот это кризис так кризис – на всю голову! Вот и он, Литвиненко, борясь с этим самым кризисом, который, заметьте, умные люди придумали, и полюбил девчонку на шестнадцать лет моложе себя. А что он мог поделать, если, по мнению психотерапевтов, это могло помочь ему обрести почву под ногами?
Звучит красиво, но полное вранье. Он, Валентин Литвиненко, и в двадцать, и в тридцать, и в сорок лет всегда был доволен собой, своими взглядами, поступками, карьерой, перспективами, женой, домом и укладом. Поэтому никогда не было у него никакого кризиса среднего возраста – шиш на постном масле этим грамотеям, пусть оставят свои теории для неудачников, как Юлька говорит, лузеров и скучающих миллиардеров!
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
