все люди хотели поклониться и почтить память этой необыкновенной личности. История ее жизни — удивительна. Не желая подчиниться патриархальному средневековому укладу, она в юности отказалась выходить замуж и отправилась в монастырь, чтобы посвятить себя служению Богу и людям, и добилась там немалых успехов — стала игуменьей, настоятельницей монастыря. Под ее началом возводились монастыри, создавались школы для обучения народа грамоте, книжные мастерские, лечебницы и странноприимные дома… Проведя жизнь в трудах, она в старости решила исполнить свою мечту и посетить Палестину, куда и отправилась. Евфросиния Полоцкая достигла цели — и умерла в Иерусалиме…
Мы шли по городу, и я указывал то на одно, то на другое здание или место и от души травил байки:
— Улица Советская ранее носила название «Успенская», в честь Успенского собора. Собор сейчас разрушен — вы можете видеть фасад Краеведческого музея и заросли кустарников… До войны там был клуб, потом — планетарий, после войны — Дом культуры, теперь — заросли, м-да. Так вот! Сто лет назад на этой самой улице Успенской существовало негласное правило: по правой стороне гуляют люди семейные, остепенившиеся. По левой — те, кто ищет пару… Таким образом гораздо сложнее было оконфузиться и попытаться обаять занятую девушку…
Минчане настоятельно потребовали зайти в бывший костел и купить там пивка.
— Подожду на улице, вы не против? — спросил я.
Мне пить пиво в костеле претило. Им — нет. Когда они вышли — потяжелевшие и отдувающиеся, я продолжил экскурсию:
— В создании внешнего облика этого готического здания, которое лишено своего настоящего шарма по причине уничтожения колокольни с окном-розой и стрельчатыми окнами, принял самое непосредственное участие император Александр II. По какой-то причине проект строительства костела попал монарху на стол, и он перечеркнул чертеж и отправил на доработку «за недостаточной изящностью фасада».
— Изящность — дело серьезное! — покивал Митрофаныч, — Гера, вот вы это всё так интересно рассказываете… Повторить сможете? Мы пробовали экскурсовода в музее взять — так сплошная скука!
— Смогу! — пожал плечами я, — А для кого?
— Петр Миронович очень вашим городом заинтересовался, — ответил за всех Михалыч, — Говорит, мол, Дубровица в последний год — сплошной фейерверк. Хочет приехать, познакомиться поближе с людьми, с городом… Он был уже тут, но мельком, мельком…
Петр Миронович? Так это Машеров, получается? Так они…
— Так вы не из министерства? — поднял бровь я.
— Из министерства, из министерства. Каждый из своего. Так мы можем на вас рассчитывать?
— Есть условия, — поднял вверх палец я.
Они как-то сразу поскучнели. Подумали, наверное, что я буду просить боны, деньги, чеки в «Березку»… Срал я на «Березку».
— Мне нужно интервью с Машеровым.
— О! — сказал Митрофаныч, — А Волков предупреждал. Рвач!
— Рвач — это тот, кто использует свое положение для получения личной выгоды, — поправил его Митрич, — А этот — всё для работы. Акула пера.
— Ну, мы уточним. Думаю, Петр Миронович будет не против, полчаса вам выделит.
— Полчаса мне хватит.
— Хватит ему! — переглянулись трое из ларца, — А скажите-ка, вот это здание…
— Бывшая почтово-телеграфная контора. Здесь до последнего отбивались коммунары во время мятежа штабс-капитана Стрекопытова. Скажу по-секрету, Дубровица была очень белогвардейским городом… Именно здесь повстанцы получили поддержку от железнодорожных рабочих, солдат местного гарнизона и спортивного общества «Сокол»…
— Вы слышите, коллеги! Эк задвигает! Нет, он точно нам подходит!
Дождь усилился и минчане с отчествами на «М», ничтоже сумняшеся, побежали прятаться в горсовет — благо, до него было недалеко.
— Можете быть свободны, Гера! Мы с вами свяжемся! — прокричал Митрофаныч, — Не мокните!
Вот, и что это было? Кто это вообще такие? Только один человек знал ответ на этот вопрос. А потому — я устремился к телефонной будке. В ней уже прятались две мелкие ледащие псинки, которые сучили ногами от холода, и сидел на аппарате наглый воробей. Псинок я задвинул ботинком в угол, на воробья мне было плевать. Монетки полезли в щель, и я сунул палец в отверстие в диске.
— Василия Николаевича можно? Да, Волкова. Скажите — Белозор!
Секретарша на том конце провода явно врубилась в ситуацию, потому что переключила меня моментально.
— Гера? Волков у аппарата. Что там у тебя?
— Это что было? Что это за клоуны?
— Смотрины. Да! И не клоуны скорее, а дрессировщики. Или там фокусники. Факиры-шпагоглотатели.
— А я на кой черт этим глотателям?
— Ты меня спрашиваешь? Я им рассказал про изделие из мореного дуба номер раз — письменный стол для Петра Мироновича — они сделали стойку и предложили организовать визит через месяца-полтора. Да! Ну, и экскурсию попросили по городу, мол, уже с июня месяца нами всеми там наверху сильно интересуются.
— Нами это вами?
— Нами, Гера, нами. Да! Можешь пальцы позагибать, вспоминая имена-пароли-явки. Всё ты понял. А если не понял — заезжай, у меня обеденный перерыв через двадцать минут, а в столовой — свиные отбивные! И жареная картошка с огурчиками и помидорчиками — по блату, как директору.
Мой желудок взвыл так громко, что Волков коротко хохотнул:
— Давай, садись на автобус — я скажу накрывать стол и на тебя! Как известно: голодное брюхо к учению глухо, да!
Мне оставалось только набрать редакцию и сказать, что совершенно внезапно их незаменимого Белозора к себе пригласил Волков, так что после обеда меня можно не ждать. Арина Петровна повозмущалась для проформы, а потом приказным тоном спросила:
— Сможешь там среди молодых рабочих опрос сделать по поводу досуга в нерабочее время? Куда ходят в городе, чем увлекаются…
— Сделаю, нет проблем. Фотоаппарат у меня с собой.
— Это в субботний номер! — застрожилась она.
— Утром всё будет!
— Ну-ну! — Арина Петровна знала, что я всё сдаю в срок, просто делала вредный вид.
Ну, и Бог с ней. Меня ждала картошечка, свинина… И Волков.
Глава 7,
в которой становится страшно
Автор настаивает — все политические, исторические и экономические расклады, изложенные устами героев этой главы, не отражают гражданскую позицию создателя книги и его мировоззрение и совершенно точно являются вымышленными и недостоверными. Или нет.
Честно говоря, поначалу я растерялся. Полностью пустая столовая ПДО, только за одним столом — несколько мужчин, которые, скинув пиджаки, повесили их на спинки стульев, закатали рукава рубашек и отдавали должное жареной картошке и свиным отбивным.
И что это были за люди? Волков, Драпеза, Привалов, Исаков — этих я уже знал. Двое были мне знакомы заочно и шапочно. Рыжий и конопатый толстый дядька — Сахарский, директор пивзавода, и худой, похожий на коршуна Борис Францевич Рикк
