ногам, животу, пока не добрался до сисек. Я лизнул плоть и втянул в рот ее твердые соски. Когда я поднял голову, глаза Мэй были закрыты, а губы приоткрыты. Пряди ее волос выпали из заколок. И она выглядела чертовски идеально.
Я поцеловал ее в шею, потом в губы, просунул язык ей в рот, зная, что она сможет попробовать себя на моем языке. Оторвавшись от нее, я откинул упавшие волосы с ее лица.
— Черт, ты моя жена, — прошептал я и увидел, как ее глаза закрылись, как будто это были лучшие гребаные слова, которые она когда-либо слышала.
— А ты мой муж, — сказала она, когда ее глаза снова открылись, и она провела пальцами по моему лицу.
— Мэй, — прорычал я, нуждаясь быть внутри нее.
Двигаясь дальше между ее ног, я уперся своим членом в ее дырочку, а затем толкнулся вперед. Я расположил руки по обе стороны от ее головы, нависая над ней. Руки Мэй обвились вокруг моей шеи, и я ни разу не прервал зрительный контакт. Эти чертовы глаза, которые держали меня под ее проклятыми чарами. Глаза Мэй, глаза Персефоны... Гребаные льдисто-голубые волчьи глаза.
Я стиснул зубы, когда наполнил ее по самую рукоять.
— Ривер, — прошептала Мэй, ее глаза блестели от слез.
Она назвала меня Ривер. Даже сейчас, после стольких лет, и когда она это сделала со своим необычным акцентом, я, черт возьми, потерялся в этом.
— Д-Детка, — прошипел я, выходя из нее, а затем снова толкаясь обратно.
— Просто, бл*дь, идеально, — добавил я, двигая бедрами сильнее и быстрее.
Мэй застонала, ее губы приоткрылись, у нее перехватило дыхание. Я двигался еще быстрее, сильнее, глубже, затем потянулся к одной из ее рук за моей шеей, переплел свои пальцы с ее и положил на кровать. Я проделал то же самое с другой рукой и уставился на кольца на наших пальцах. Эти гребаные кольца. Эти долбаные куски проклятого металла, которые крали мое чертово дыхание.
— Мой муж, — снова пробормотала Мэй, и я почувствовал, как ее киска сжимает мой член. — Стикс... Я уже... Я... — простонала она, обрывая слова, прежде чем ее глаза встретились с моими, и она кончила.
Ее киска обхватила мой член, и вид ее, запрокинутой назад головы, с открытым ртом, заставил меня врезаться в нее еще раз, прежде чем тоже кончить, наполняя ее своей спермой, а ее киска в ответ высасывала все, что у меня было.
Я толкался в нее снова и снова, пока не соскользнул в сторону, увлекая ее за собой. Мы были покрыты потом, но мне чертовски нравилось, как она выглядела, хорошо оттраханная и вся чертовски моя. Я все еще держал ее руку с кольцом. Пока мы переводили дыхание, не было произнесено ни слова, пока Мэй не приблизила свою голову к моей.
— Странно, не правда ли, как такое маленькое украшение может заставить сердце чувствовать себя таким полным?
— Да.
— Но, кажется, что это всегда задумывалось именно так. Всегда было предназначено для того, чтобы это простое кольцо подарило благодать. Думаю, когда Бог создавал меня, он уже имел тебя в виду. Смотри.
Мэй подняла руки, ее маленькие пальчики против моих: бледные против загорелых, чистые против татуированных.
— Идеально подходит.
— Т-ты у-у-убиваешь меня, с-сучка, — сказал я и увидел, как она улыбнулась.
Господи, я был уверен, что ни одна гребаная сучка на этой чертовой планете не была так красива, как она.
— Я так гордилась тобой сегодня, — сказала она, и ее глаза снова заблестели.
Я пожал плечами.
— Я х-хотел произнести к-клятву.
— Ты поразил меня и всех остальных.
Она направила мою руку к своему животу, и я рассмеялся, когда почувствовал, как наш сын пинается. Мэй засмеялась.
— Думаю, что Харон хочет сказать, что тоже гордится своим папой.
Не знаю почему, но этот комментарий, черт возьми, сильно ударил по мне.
— Н-не думаю, что я когда-либо заставлял своего с-старика г-гордиться собой, — признался я и увидел, как лицо Мэй вытянулось.
Я провел рукой по ее бледному животу, ухмыляясь, когда мой ребенок снова толкнулся.
— Х-хочу быть х-хорошим отцом, М-Мэй. Хочу, чтобы н-наш сын г-гордился м-мной.
— Будет, — прошептала она, и я увидел, как по ее лицу катятся слезы. — Как он может не гордиться? Сегодня ты встал у алтаря и заговорил. Я видела, как ты боролся со своими демонами и победил. Видела, как ты боролся с горлом за слова, которые так сильно хотел сказать. Перед толпой — твой худший страх — и все же ты заговорил. Ты взял меня за руки, хотя они дрожали, и посвятил себя мне... и нашему сыну, вслух.
Она сделала паузу.
— Он будет гордиться тобой. И я буду смотреть, как он обожает тебя, хочет быть таким же, как ты. Как его папа, который борется, но каждый раз поднимается победителем.
Я сглотнул от ее слов, и она придвинулась ближе ко мне. Ее голова лежала на моей подушке.
— Я написала для тебя клятву, Ривер.
Я кивнул, зная, что она это сделала. Видел кое-что в ее блокноте.
— Я написала ее до того, как мы приняли решение о традиционных клятвах.
Она отвела взгляд, а затем, вернув его ко мне, сказала:
— Я бы хотела сказать ее тебе сейчас.
Я кивнул, ни хрена не мог говорить.
Мэй откашлялась и взяла меня за руку. Потом она заговорила:
— Ривер. Я не знала, что такое жизнь, пока не нашла тебя. Мальчика, который вошел в мою жизнь еще ребенком. Мальчика без голоса, который чудесным образом находил слова в моем присутствии. Мальчика, который поцеловал меня в губы, благословляя чуждым, недостижимым понятием надежды. Мальчика, которого мне всегда было суждено любить. Мальчика, который хранил в своем сердце самую сладкую музыку, который спас меня и показал, что такое быть дома.
Мэй рассмеялась, когда ее голос дрогнул от волнения.
Но я продолжал слушать. Я не хотел пропустить ни одного проклятого слова.
— Ты принял меня, девушку, которая в своей жизни не знала ничего, кроме боли и печали. И с того момента, как я снова увидела тебя, спустя годы после того, как ты утешал меня у забора, сломленного, израненного ребенка...
Она улыбнулась.
— И поцеловал меня, восьмилетнюю девочку, в губы, я была твоей. Мы боролись. Нам пришлось изо
