отвел комнату девушке со служанками. Покончив с ужином, Лю прилегла, думая о далекой родине. Вдруг за воротами раздался боевой клич. Ок Нан испугалась и выглянула за дверь: [в дом] ворвались несколько десятков разбойников с кинжалами, мечами и копьями. Лю и служанки перепугались и бросились бежать через черный ход. Разбойники эти были людьми из трактира, они хотели только отобрать вещи [прибывших] и поэтому преследовать их не стали. А девушки утешали друг друга. Придя в себя, они огляделись по сторонам: большая река блестела [от лунного света], и ее берега не были им знакомы, [ночью] деревья выглядели мрачно, а кукование кукушки удручало. Лю задумалась: в кармане у нее не было ни гроша, а вокруг ни одного близкого человека — как жить? Вздохнув, она воскликнула:
— Вот место, где я умру!
Она поднялась и хотела броситься в реку, но Ок Нан, удерживая ее, заплакала:
— Вы бежали от позора, чтоб остаться в живых. Как вы можете так легкомысленно бросаться своей драгоценной жизнью? Неужели пренебрежете заветами покойного отца?
— Для меня нет радости в смерти, — ответила ей девушка, — но у нас троих в кармане ни гроша, сможем ли мы прожить?
Едва вымолвив, она снова зарыдала и опять хотела броситься в воду. Ок Нан со слезами удержала ее.
У берега стояло несколько маленьких лодок. В одной из них, что была привязана совсем близко у берега, кто-то спал крепким первым сном. Когда рядом с ним послышались рыдания, он проснулся, открыл люк и увидел, что какой-то молодой человек хочет броситься в воду, а двое слуг удерживают его. Поняв, что тот хочет в горе покончить с собой, он крикнул:
— Кто ты такой и почему хочешь стать пищей для рыб? Ты, наверное, читал родительское завещание и знаешь, что родителей нужно почитать!
Девушка слышала его голос, но решительно сделала вид, что ничего не замечает. Тогда Ке Хва подошла к старику и, пожелав ему счастья, сказала:
— Мы сами из Сицзина и путешествуем вдалеке от дома, прислуживая молодому хозяину. В трактире на нас напали разбойники, и мы потеряли вещи и оседланную лошадь. Трудно избежать несчастий нищим, и нам осталось лишь утопиться. Вы, почтенный, очень сердобольны и спасли трех человек — хозяина и слуг. И мы постараемся не забыть вашей милости.
Старик, выслушав ее, изумленно сказал:
— Неужели молодой господин хочет броситься в воду только потому, что пострадал от разбойников? Идите ко мне вместе со своим господином.
Ке Хва очень обрадовалась, рассказала девушке о своем разговоре со старцем и посоветовала остановиться у него. Девушка находилась от старика на расстоянии десяти шагов, но [увидела, что] его ясные глаза озаряли [своим светом] тысячу ли. Слова и необычный облик старика успокоили Ё Ран, и она поднялась в лодку. Старик почтительно, с подобающей церемонией встретил ее и спросил [ее] имя и фамилию. Девушка звонким, яшмовым голосом ответила:
— Я родом из Сицзина, ношу траур по отцу. Со мной случилась беда, и нигде мне не найти пристанища. Отправился было в столицу, но в трактире меня ограбили, и я все потерял — деньги и имущество. Нам удалось бежать, но я снова оказался в таком отчаянном положении, что осталось только броситься в воду. Вы, почтенный, спасли меня, что же вы теперь будете с нами делать?
Старик приветливо сказал:
— Я родом из Чжэцзяна. У меня нет детей, и я на старости лет живу [один]. Собираю по деревням красивых женщин; купил лодку и занимаюсь торговлей. Если вы хотите попасть в столицу, следуйте за мной. Попадете [сначала] в Чжэцзян, и там опять, собрав нужные вещи, отправитесь в столицу. Не кажется ли вам, что это не так уж плохо? Из Чжэцзяна в Наньцзин всегда было легко попасть.
Девушка поверила в добросердечность старика и, нисколько не сомневаясь в нем, радостно поблагодарила, и все трое последовали за ним.
На следующий день [старик] спустил лодку на воду и вместе с девушками поплыл по широкой реке прямо в Чжэцзян. Хотя Лю и приютили, но она все время с надеждой обращала взоры к родине. Однако горы, [окутанные] облаками, преграждали [путь туда]. Одинокому человеку трудно добраться до родных мест. Она печалилась о том, что скитается на чужбине, беззвучно плакала, наполняя реку своими слезами. Ке Хва и Ок Нан утешали ее.
Прибыв в Чжэцзян, они привязали лодку. Старик с помощью своих людей перенес все вещи и повел девушку со «служанками к [высокому] дому, который стоял у проезжей дороги и упирался [крышею] в небо. Это был трехэтажный терем с жемчужными занавесями [на окнах, из которых] доносилась самая разнообразная музыка. Можно было подумать, что это дом хозяйки певичек. Девушка вошла. Яшма и жемчуг разноцветными красками засверкали перед глазами, [девушка], скрывая беспокойство, обратилась к старику:
— Вы были милостивы ко мне. Однако ваше жилище так необычно! Оно не похоже на жилище торговца. Вот если бы вы дали мне тихую комнатку, я бы провел у вас дня два-три, прежде чем уехать в столицу.
Старик согласился, распорядился, чтобы гостям отвели маленький флигель. Затем пригласил свою супругу.
— Кого это вы привели с собой? — спросила она.
— Люди пострадали от разбойников, — ответил старик, — хотели броситься в воду, но я их спас и привез сюда. Они: скоро уедут в столицу.
Жена его сказала:
— Мы несчастливы, нет у нас детей. Быть может, за добро, сделанное [этим людям], нас вознаградят в будущей жизни? Я думаю, вы правильно поступили. Дайте же им одежду.
Имя старика было Ян Хый, а земляки звали его Воу Ый — «подлинно справедливый». Его жена содержала зеленый терем[38]. В нем находили приют одинокие женщины, которых старуха одевала, пудрила, румянила и обучала [приятным] манерам. Располагая деньгами, она приводила к себе молодых женщин и никогда не знала покоя [на этом поприще]. У нее собирались [красавицы] с лицом, как молодая светлая луна, и тогда [в доме] звучала самая веселая музыка. Девушке было неприятно такое беспокойное соседство, и через несколько дней она пришла к старику и попросила денег на дорогу, чтобы [поскорее] уехать.
— Все это верно, — отвечал старик. — Правда, пригласив вас, я не угостил как следует. Но поживите еще дня два-три, а потом уже и поедете.
Девушка жалела, что тратит зря время, но ей пришлось остаться еще на несколько дней. Певички, подобные цветам, только и делали, что глазели
