Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
более двух столетий и унесла до 25 млн жизней. Для понимания истинных масштабов инфекционных катастроф нужно отметить, что на тот момент демографическая картина была совершенно иной, чем сейчас, и целые страны могли не насчитывать даже одного (!) миллиона жителей. Таким образом, эпидемии такого масштаба могли вполовину и даже более сокращать численность населения попавших под «каток» эпидемии стран.
В середине XIV века в Европе вспыхнула еще более сокрушительная эпидемия чумы, жертвами которой стали по разным данным от 30 до 50 млн человек. Предания об этом событии прошли сквозь века и живы до сих пор, а сама эпидемия получила в истории говорящее название — «Черная смерть».
Эпидемия «черной смерти» распространялась с ужасающей скоростью — около 4 километров в сутки, и в самые короткие сроки захлестнула всю Европу. Ее жертвами стали, по разным оценкам, от 30 % до 60 % населения европейских государств. Громадная трагедия и ущерб для всего средневекового человечества, надолго затормозивший развитие цивилизации.
В этот период, всего за четыре года с 1347-го по 1351-й, население Европы сократилось на 34 миллиона человек. Главной причиной являлась критическая антисанитария: обычным явлением были не только крысы, но и паразитирование насекомых на человеке. Города были завалены отходами жизнедеятельности и быта, всевозможный мусор выбрасывали прямо из окон в канавы, прорытые вдоль домов. И все это уносилось в ближайшую реку, одновременно служившую источником для питья, стирки и приготовления пищи. В таких условиях, конечно, не сможет помочь даже крепкий здоровый иммунитет.
Рис. 6. Всего за четыре года, с 1347-го по 1351-й, население Европы сократилось на 34 миллиона человек. По вертикали — численность населения Европы в миллионах человек
Источник: https://ria.ru/20210616/chuma-1737064888.html
В VI веке в Европе широкое распространение также получила оспа, которая с началом Крестовых походов переросла в настоящую эпидемию, не угасавшую несколько столетий. С XVI века болезнь уже достигла настолько широкой распространенности, что человек без следов оспы, характерных рытвин на коже, был редким исключением.
Причем летальность составляла до 30 %, серьезно подрывая демографический потенциал всех европейских государств2. А для других народов такая летальность могла оказываться и намного выше, чем воспользовались, например, конкистадоры, избавляясь от коренного населения индейцев по мере освоения Северной Америки. Летальность у индейцев достигала практически 90 % и спровоцированные (нередко специально) эпидемии обернулись настоящим геноцидом населения, чей иммунитет никогда прежде не сталкивался с этим страшным заболеванием.
С XII века возникают первые зафиксированные эпидемии гриппа. Например, в 1580 г. зарегистрирована первая гриппозная пандемия, унесшая множество жизней. Распространению болезни способствовали представления о ее незаразности, о чем свидетельствует название этой патологии, характерное для того времени, а именно инфлюэнца (с итальянского «influenza» — влияние), то есть связанная с влиянием звезд3.
Звезд! Уже даже не миазмов! Наука тех лет крепко спала в дурмане религиозных воззрений и примитивных народных суеверий.
Важным шагом на пути к пониманию живой природы болезнетворных частиц стало открытие, сделанное уже в XVII веке. В 1676 году голландский естествоиспытатель Антони Ван Левенгук, рассматривая каплю воды под микроскопом, впервые описал микроорганизмы, вдохновился и направил результаты своих исследований в Лондонское королевское общество.
О существовании микромира на тот момент совершенно ничего не было известно, так что можно себе представить, сколь сильное недоверие ученых вызвало такое открытие Левенгука. К ученому была направлена скептично настроенная академическая комиссия, которая, однако, лишь подтвердила результаты его наблюдений. Но роль открытых микроорганизмов все равно оставалась неизвестной, ввиду чего им не придавали особого значения, а непосредственное обнаружение микроорганизмов в крови и других биологических жидкостях больного человека считалось явлением по отношению к основному заболеванию вторичным1.
Но неужели совсем никого не беспокоила роль микроорганизмов и не было исследователей, пытавшихся выяснить, откуда они берутся?
Конечно же, это не так!
Теоретическим фундаментом первых представлений была идея о самозарождении, распространенная еще со времен Аристотеля, жившего в IV веке до нашей эры. В связи с этим новые разговоры о самозарождении микроорганизмов стали довольно примечательным научным событием XVIII века. Сторонник теории самозарождения английский натуралист Джон Нидхем, пользовался следующим экспериментом. Вскипятив баранью подливку, он сливал ее в бутылку и закрывал пробкой, а через несколько дней изучал каплю подливки под микроскопом и обнаруживал в ней большое количество микробов.
Итальянский натуралист Ладзаро Спалланцани напротив, считал идею самозарождения вздором и в своих опытах показал, что отвар, если подвергнуть его кипячению в течение часа и слить в сосуд с плотно запаянным горлышком, не содержит никаких микробов.
Выводы из этих экспериментов сводились к тому, что-либо микробы могут попадать в раствор прямо из воздуха, либо же сохраняются из-за недостаточной термической обработки. Важным для дальнейшего развития науки оказался также вывод Спалланцани о том, что микроорганизмы способны выдерживать кипячение в течение нескольких минут. Несмотря на убедительность, научные достижения Спалланцани не были приняты его современниками за редкими исключениями1.
Таким исключением, например, был выдающийся российский врач, один из основателей отечественной эпидемиологии — Даниил Самойлович Самойлович (1744–1805). Всю свою жизнь он посвятил борьбе с чумой и достиг впечатляющих для того времени успехов. Именно он впервые использовал микроскоп для поиска возбудителя чумы, разработал систему по дезинфекции этой болезни, а также обосновал целесообразность применение вакцины. Труды русского ученого были высоко оценены за рубежом, где он был избран членом 13-ти академий. Что особенно примечательно в свете того, что у себя на Родине, Петербургская академия осталась равнодушной к научным достижениям соотечественника.
Медицина XIX века все еще пребывала в «ядовитом тумане» миазматической теории и время для взлета инфекционных теорий еще не пришло.
Высокая смертность в условиях загрязненных промышленных районов, по сравнению с сельской местностью служила убедительным на первый взгляд подтверждением роли «миазмов» сточных вод, отходов боен и прочих городских нечистот в заболеваемости. В структуре смертности этого периода до 70 % составляли именно инфекционные заболевания. Самыми частыми из них были холера, оспа, туберкулез, дифтерия и корь.
Что же касается методов лечения, то наиболее распространенными для того времени оставались слабительные и рвотные средства, а также активные и вездесущие кровопускания. Долгое время считалось необходимым «очистить» организм от «вредных миазмов», чего пытались достичь, выпуская кровь пациенту. А это совсем не безопасная и безболезненная процедура! Нередки были случаи, когда пациенты погибали от повторяющихся кровопусканий.
Медицина уперлась в тупик и отчаянно нуждалась в реформировании. В научно обоснованных методиках лечения, опирающихся на строгие доказательства научных теорий, вместо традиции и заблуждения. Медицина ждала нового качественного рывка.
Радикальная смена стойкой миазматической теории на инфекционную парадигму наконец произошла лишь в конце XIX столетия
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
